Книга Покров-17 - Александр Пелевин

— Обраще… ние… пре-зи-ден-та… — он начал читать по слогам, сидя на диване и болтая ногами. — Дедуль, а что такое федерация?

Дед сидел рядом, в майке и затасканных тренировочных штанах с отвисшими коленками, он с тревогой смотрел на экран и хмурился.

— Это, Саш, страна, где мы живем. Так теперь называется — Российская Федерация.

Саша продолжал читать.

— Бнель… цина… Кто такая Бнельцина?

Дед хотел было ответить, но на экране появился седой дядька в синем пиджаке и с красным галстуком, с пухлым и обвисшим лицом. За его спиной висел трехцветный флаг.

— Это Бнельцина? — спросил Саша, повернувшись к деду.

— Ельцин. Тише, Саш… — ласково ответил дед. — Надо послушать.

Дядька говорил неприятным скрипучим голосом, тяжело, серьезно, с тревожными паузами.

— Уважаемые сограждане! Я обращаюсь к вам в один из самых сложных и ответственных моментов. Накануне событий чрезвычайной важности…

Саша взглянул на деда. Тот внимательно и сердито смотрел на дядьку в телевизоре.

— В мой адрес потоком идут требования со всех концов нашей страны остановить опасное развитие событий, прекратить издевательства над народовластием. Уже более года предпринимаются попытки найти компромисс с депутатским корпусом, с Верховным Советом…

Саша ничего не понимал. Дядька в телевизоре сначала показался ему смешным, а потом неприятным. Он подумал, что дед почему-то тоже не любит его.

— Большинство Верховного Совета идет на прямое попрание воли российского народа. Проводится курс на ослабление и в конечном счете устранение президента, дезорганизацию работы нынешнего правительства…

На кухню зашла бабушка, обеспокоенно посмотрела на экран, потом на деда. Подвинула стул, села рядом.

— А Ельцин — это наш король? — спросил Саша, покачнувшись на стуле.

— Вроде того, — ответил дед.

— А он рубит головы?

— Ему бы самому голову отрубить.

Саша не понимал, за что дед так не любит Ельцина. Может, за его противный голос? Он выглядел очень смешно, совсем не похоже на правителя: разве что на того забавного короля из старого фильма «Золушка». Но тот был добрый, а этот какой-то совсем непонятный.

Ельцин продолжал долго и скучно говорить. Саша не понимал ни слова, но, судя по тому, как внимательно дед и бабушка смотрели на экран, происходило что-то важное.

— Высшим органом законодательной власти становится Федеральное Собрание Российской Федерации, двухпалатный парламент, работающий на профессиональной основе. Выборы назначены на 11–12 декабря этого года. Подчеркну: не досрочные выборы Съезда и Верховного Совета. Создается совершенно новый высший орган законодательной власти России…

— Сволочь, — сказал вдруг дед.

— Не ругайся! — крикнул Саша.

Его так учила мама.

— Нет, Саш, тут можно ругаться.

Ельцин продолжал говорить. Почему дед так ругается на него?

— С сегодняшнего дня прерывается осуществление законодательной, распорядительной и контрольной функции Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации. Заседания Съезда более не созываются. Полномочия народных депутатов Российской Федерации прекращаются…

— Вот же скотина, какая же сволочь-то, а, — повторил дед. Саша посмотрел на деда, на бабушку, снова на смешного, но противного дядьку Ельцина, который, как оказалось, что-то вроде короля в Российской Федерации. Ему стало тревожно — но не от того, что звучало по телевизору, а от того, с какими тревожными лицами дед и бабушка смотрели на экран.

— Обращаюсь к руководителям иностранных держав, зарубежным гражданам, к нашим друзьям, которых немало по всему миру. Ваша поддержка значима и ценна для России. В самые критические моменты сложнейших российских преобразований вы были с нами…

Вскоре Ельцин наконец закончил говорить, сказав почему-то напоследок «Спасибо».

Дед достал из кармана спортивных штанов пачку папирос и молча закурил.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Из книги Андрея Тихонова «На Калужский большак»

21 декабря 1941 года, деревня Пожарки

— Командиры взводов, построить личный состав! — раздалось откуда-то из глубины деревни, там, где стоял штаб.

— Первый взвод, ста-а-ановись! — крикнул лейтенант Старцев, вставая от костра и оправляя шинель.

— Второй взвод, ста-а-ановись! — подхватил командир у дальнего костра.

— Третий взвод… — прокричали издалека.

Бойцы поднимались, отряхивали снег с коленей, оправляли ремни, затягивали вещмешки.

Они построились рядом — Селиванов, Пантелеев, Игнатюк, Максимов и остальные. Сержант Громов осмотрел их, тревожно огляделся, тоже встал.

Из темноты к ним выходили две фигуры, обе невысокие, в серых шинелях. Лейтенант Старцев еще раз оправился, набрал воздуха, выкатил грудь колесом, рявкнул:

— Смир-р-рно! Равнение напра-во!

Все три роты, весь стрелковый батальон 837-го полка строился на окраине деревни. С другого края Пожарок уже стягивались на построение бойцы второго батальона.

Было ощущение чего-то важного.

— Наступать будем, — перешептывались бойцы. — Вон, всех строят…

— В ночи, да по морозу! Немец будет драпать, только яйца звенели!

— Смотри, сам себе личный предмет не отморозь!

— Уж это обижаете, братцы…

Шли в темноте, полями, по кромке леса, обходя большие дороги, проваливаясь по колено в сугробы. Шли тяжело и медленно, все время останавливаясь, чтобы обождать остальных и не растягиваться слишком; но настроение у бойцов было приподнятое. Казалось, что бой будет легким, и все к этому вело, несмотря на всю серьезность дела.

После построения стало ясно, что дело и впрямь серьезное. Полку поставлена боевая задача этой ночью занять Недельное.

830-й полк еще не подошел, было решено атаковать главными силами дивизии — бойцами 837-го и 843-го полков. Комдив Груданов поставил задачу действовать решительно и без промедления. Скрытно выдвинуться к селу, обойдя стороной деревни Алешково, Григорьевское и Кожухово. Затем 837-й полк должен обойти Недельное слева, а 843-й полк развернется для атаки с южного направления.

Войти в Недельное, пока гитлеровцы располагаются на ночлег, создать панику и уничтожить врага.

Ударную группу усилили лыжниками с автоматами: глядя, как лихо они скользят по снегу, Селиванов пожалел, что он не с ними, да и каждый, наверное, жалел. Ноги в валенках быстро уставали месить сугробы, немели, промокали — но силы надо было беречь, силы им сегодня понадобятся.