Книга Моя тропа. Очерки о природе - Дмитрий Житенёв

Стрижи в этот серый день носились невысоко над болотом. Летающие насекомые, пища стрижей, отсырев, высоко подняться не могли. За ними и стрижам пришлось снизиться из поднебесья, где они в хорошую погоду летают и кормятся, почти до самой земли. Это предвещало дождь.

Когда я осмотрел уже почти всё болото, в поле зрения моего восьмикратника словно вплыл северный олень. Бык! С большими уже рогами! До него было метров сто. Он кормился около большого ивового куста у самой кромки леса.

Я замер, хотя до оленя было далеко, а я сидел низко, и он вряд ли меня бы заметил. Долго я за ним наблюдал, минут десять. Это дома десяток минут ничто, а здесь – большой срок. Олень почти не сходил с места. Крупный, светло-серый, с длинными уже и словно бархатными, как у того лося, рогами. На концах видны были утолщения, будущие лопатки. Тёмные круги окаймляли глаза, и от этого они казались очень большими.

Всё-таки я не утерпел, не смог так долго и с такого большого расстояния разглядывать этого оленя-одиночку, решил подобраться к нему поближе. Благо под ногами не хрустели лишайники и опавшие сучки, а ветер тянул от него. Медленно-медленно, от сосны к сосне, от кустика к кустику я стал к нему подходить.

Иногда олень поднимал голову и осматривал опушку, видимо, прекрасно понимая, что опасность может грозить ему только из леса.

B районе Гусиного, как раз с этой стороны жил не очень большой медведь. Он мог бы так же, как и я, и одновременно со мной подбираться к оленю. Именно поэтому приходилось держать в поле зрения не только оленя и болото, но и бор, примыкающий к нему. Напуганный куропачом, я был теперь настороже – всякое может случиться.

Если уж зверь и птица лезут сегодня мне прямо в глаза, отчего же не показаться и медведю? Тем более что я видел уже его следы неподалёку неделю назад.

За год до этого, в августе, от самой избушки меня провожал, видимо, этот же, постоянно живущий здесь медведь. Тогда я припозднился, возвращаясь с дальней стороны Гусиного болота, а когда миновал избушку, уже почти стемнело. Едва я от неё отошёл, как он тут и объявился – начал хрустеть сучками, фыркать и кашлять. Что-то ему во мне, видно, не понравилось. Он шёл, не отставая, метрах в тридцати, а иногда и ближе, все время шумел – не забывай, мол, я здесь, рядом! Фонарика, чтобы его увидеть или отпугнуть, у меня не было. Я и не предполагал, что так задержусь. Оружия никакого я с собой не взял – чего таскать лишнюю тяжесть. На поясе висел только охотничий нож, сзади за ремнём торчал маленький топорик.

Сначала я испугался, но минут через десять понял, что он только хочет прогнать меня со своего участка, и немного успокоился, но всё время с ним разговаривал, больше для себя, чем для отпугивания медведя. Самое неприятное было в том, что в темноте я его совсем не видел, и, когда он затихал, было непонятно, ушёл он или, наоборот, бесшумно приближается. Медведь может пройти по самому захламленному месту так, что его не услышишь и в пяти метрах. Я в этом уже однажды смог убедиться, когда сидел на лабазе у привады, а медведь подходил к ней. Казалось, что он вообще не касается земли ногами.

Минут через двадцать я подошёл к месту, где тропа пересекала плотные заросли кустарников возле маленькой речушки, и здесь хруст сучков под медвежьими лапами стих, а сам он смолк, перестал фыркать.

Темень и полнейшая тишина. Только речка еле слышно булькает.

Я остановился и выждал ещё минут десять. Входить в эту стенку кустарника было страшновато – вдруг медведь как-то зашёл спереди и ждёт меня там в кустах. Однако делать было нечего – не ночевать же на тропе, – и я пошёл вперед, отклоняя левой рукой ветки, а в правой сжимая свой маленький топорик, который, случись что, едва ли бы мне помог.

Но всё обошлось. Граница участка этого медведя, наверное, проходила где-то перед кустами, и, как только я её пересёк, он отстал от меня. Однако в полной безопасности я себя почувствовал, когда вышел к Печоре, забрался в лодку и оттолкнул её от берега. Всё это я помнил и теперь, подкрадываясь к оленю, посматривал в глубину леса, в ту сторону, откуда тогда появился медведь.

Подходил я к оленю, мне показалось, целую вечность, а прошло всего-то четверть часа.

За эти минуты я подобрался к нему шагов на двадцать. K последней сосне я буквально полз, распрямился только за её стволом, но всё равно не поднимался с колен, чтобы стать незаметнее. Тут бинокль уже не был нужен, тем более что с севера забусило, посыпал мелкий дождик. Не дождик даже, а какая-то водяная пыль, бус, как говорят на севере. Стёкла бинокля стало забивать.

Но и невооруженным глазом я рассмотрел во всех подробностях этого, даже для заповедника редкого зверя. Расстояние до оленя было такое, что достать его медведю, будь он на моём месте, хватило бы нескольких прыжков – в осоке проползти ещё десяток метров, а там уже два броска, не больше. Мне даже слышно было, как олень срывает и пережёвывает веточки ивы.

За годы работы в заповеднике я видел северных оленей неоднократно, но только с воздуха, при авиаучётах численности копытных. На земле, к тому же так близко – в этот единственный раз.

Я мог бы пугнуть его и посмотреть, как он бежит по болоту, закинув рожища за спину, но мне не захотелось его тревожить. Зачем? Только для того, чтобы дать ему понять, что я здесь хозяин? Да и хозяин ли я в тайге? Ведь это его место. Ну и пусть кормится спокойно, посматривая в глубину бора и слушая, нет ли там опасности.

Так же тихо, как подходил к нему, я стал отступать, прячась за стволами сосен, и ушёл. Олень так и не узнал, что человек был рядом с ним.

Ружья у меня, как обычно, не было, хотя даже невооружённый человек и даже в заповеднике кажется зверю врагом. Что поделаешь – так уж мы их приучили. Я же был очень доволен собой – ведь сумел же вплотную подойти к чуткому дикому зверю, полюбоваться и уйти обратно, не спугнув его! Значит, научился всё-таки растворяться в тайге, словно её коренные обитатели. Ну что из того, что куропач напугал меня чуть не до смерти, а с лосем мы увидели друг друга почти одновременно? От оленя-то меня отделяло чистое пространство в два десятка шагов, а я притаился за стволом самой последней сосны. Дальше было только болото, а на нём дикий северный олень, не подозревающий, что совсем недалеко стоит и смотрит на него человек.

Да, это был везучий день, но в тоже время и невезучий. По странной какой-то причине я не взял в тот раз на маршрут ни фотоаппарата с телевиком, ни кинокамеры, хотя раньше без них в лес не выходил. Какие бы кадры были!

И всё же почему-то мне кажется, что, возьми я тогда с собой аппаратуру, не встретились бы мне тем июньским днём на тропе, ведущей к Гусиному болоту, ни лось, ни куропач, ни северный олень.

Поднять налима

Печора омеляла. Проехать на моторе можно только по глубоким местам, «по фарфатеру», как говорит соседский мальчик.

Время для рыбалки мало подходящее. Окуни перестали хорошо брать, за хариусами далековато ехать надо, к большим перекатам. Остаются только язи да налимы, которые неплохо ловятся на подпуска с наживкой-пескоройкой.