Книга Опасное притяжение - Анна Одувалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мерзавец! – не удержалась я. Одна мысль о том, что теперь любой встречный может оказаться поганым халдеем, не давала покоя.
– Спасибо, от морои это изысканный комплимент. Но ты сильно не переживай, по поводу популярности заклинания я немного преувеличил. Мы же торгуем преимущественно с мороями – для вас оно не имеет смысла.
– Зато другие халдеи за него душу продадут!
– А друг с другом мы тайнами не делимся, конкуренция, знаешь ли! Каждый сам за себя.
Из слов Дамира я мало что поняла, но больше он мне вряд ли скажет, поэтому пора заканчивать весь этот маскарад.
– После того как мы с тобой мило побеседовали, надеюсь, ты по-быстрому отсюда свалишь. У меня нет желания тебя больше видеть!
– Ну что ты, киса, – похоже, он надо мной издевался, – я даже еще не принял душ.
– Тогда вали в душ, а потом уматывай. А я пока пойду пить кофе. Надеюсь, что к тому моменту, когда я вернусь, тебя уже здесь не будет. Более поганого утра у меня не было, не испорти мне еще и день.
Беглое изучение погоды за окном показало, что на улице сквозь вечные питерские облака проглядывает подлое солнышко, а значит, придется надевать на себя не только солнечные очки, но и капюшон. Хорошо, что у меня есть симпатичная олимпийка, в которой я похожа на бесполого рэпера. Для такого отвратительного утра – самая подходящая одежка.
Вот надо же было так испортить мне настроение! Причем в этом даже винить некого. Не халдея же? Что с этой продажной и беспринципной твари взять! Сама я виновата во всем. Зачем, спрашивается, пустила его к себе в жилище? И не просто пустила, а еще и, напившись, залезла к нему в постель. Теперь всю жизнь не отмоешься от позора. Вот верно говорят, что в морое всегда остается что-то от того возраста, когда его обратили. Ветреность и эмоциональность шестнадцатилетней девчонки, похоже, будут преследовать меня всю жизнь. Сегодня я чувствовала себя наивной идиоткой, которую соблазнили и бросили. Одно радовало – какие бы победы Дамир ни одержал в мелочах, по-крупному все равно его обдурила я.
Я едва успела отпрыгнуть в сторону от вывернувшего с проезжей части серебристого «лексуса». Он выскочил на бордюр и замер перед входом в апарт-отель. Черт бы побрал наглецов! Терпеть не могу тех, кто, усевшись за руль, начинает считать себя центром вселенной и перестает замечать других людей, если они вдруг оказались не в железной коробке машины. В данной ситуации меня утешало одно: если бы водитель не рассчитал, он вполне мог бы снести зад проклятому халдейскому мотоциклу – это доставило бы мне радость. Но, увы, человек, сидевший за рулем машины, оказался не таким уж безруким и транспорт Дамира не пострадал. Я обогнула машину сзади и двинулась на противоположную сторону дороги, натянув сползающий капюшон ниже на лоб. Можно было высказать свое фи местному Шумахеру, но скандалить сегодня не хотелось. Утро и так выдалось полным впечатлений.
Есть не хотелось, тем более далеко не уйдешь – сегодня солнечно, и так приходилось прятаться в тени, чтобы не обгореть. Поэтому я решила ограничиться чашкой кофе в знакомой еще с земной жизни «Шоколаднице». С утра я выпила немного крови из холодильника, но голод не прошел. Я очень надеялась, что, когда я вернусь в номер, халдея и след простынет, но зато появится завтрак-Леша. Может, я зря позвонила ему ночью и попросила приехать позже? Теперь вот неизвестно, сколько еще придется терпеть.
В кафе мне стало намного веселее. Даже будучи мороей, я не утратила неуемной любви к сладкому, поэтому «Шоколадница» оставалась моей страстью как тринадцать лет назад, так и сейчас. Здесь раньше тоже было кафе. Тогда оно называлось по-другому – «Сказка». Для нас оно и являлось сказкой – сладкой и вкусной. Мы часто в выходные приезжали гулять по Невскому и заходили сюда за самыми вкусными в мире эклерами и капучино с высокой пенкой, на которой можно выводить узоры пластиковой ложечкой. Сейчас здесь тоже подавали невероятно вкусные пирожные, но воспринимались они по-иному, не осталось веселого юношеского задора. Во вкусе человеческой пищи не доставало терпкого аромата крови, а еще я сидела одна. Раньше я никогда не приходила сюда одна.
В ожидании заказа я лениво разглядывала посетителей. На улице сквозь тяжелые низкие тучи то и дело проглядывало солнце – я пряталась от него в самом темном углу кафе и даже там не рисковала снимать очки. Солнечные лучи слишком сильно режут глаза, насмотришься, а потом голова болит полдня.
Я знала, что в очках похожа на черепаху Тортиллу, но мне было наплевать. Зато меньше риск, что кто-то узнает. Конечно, Питер не маленький, но все равно лишняя предосторожность не помешает. От нечего делать позвонила Альгимантасу и отчиталась о вчерашнем вечере, умолчала только о Дамире. Получила четкие указания оставаться на месте и следить за развитием событий. В отличие от меня, мэтра содержание флэшки как будто не заинтересовало, или он и так знал, что там. Но Альгимантас велел быть осторожной и ни при каких обстоятельствах не упустить ценную вещь. А еще он обещал к ночи прислать мне подмогу, значит, впереди маячит что-то действительно стоящее. Вопрос, что именно?
Принесли кофе, и я автоматически вывела на пенке латинскую букву «D», разозлилась сама на себя и сделала большой глоток, смазывая зыбкую картинку. От вкуса капучино настроение стало на порядок лучше, даже закралась мысль, что утро не такое уж и плохое. До вечера ждать недолго, а там закончим дела и можно отправляться обратно в Москву. К привычной жизни, в которой нет места лживым халдеям.
Ее я узнала сразу, еще даже не увидев. Достаточно было лишь задорного, разлетевшегося по помещению смеха – Алена. Я испуганно вжалась в кресло, но любопытство победило. Мне даже подумалось, что и пришла я сюда специально в надежде на эту случайную встречу, мечтая о том, что удастся исподтишка подсмотреть за чужой жизнью.
Если сидеть тихо, то она меня не узнает в этих дурацких очках, а у меня будет редкая возможность посмотреть на свою живую повзрослевшую копию. Алена – моя сестра-близнец. Для нее я умерла еще десять лет назад. Разбилась, путешествуя по Финляндии. На похоронах она не плакала – не верила, что в закрытом гробу хоронят меня. И правильно делала, сестры-близняшки слишком хорошо чувствуют друг друга. Она знала, что я жива.
С жадностью рассматривая растрепанные рыжие волосы, статную фигуру и задорные чертики в зеленых глазах, я не сразу поняла, что она не одна.
– Владик! Куда ты, малыш? – Алена с извинениями кинулась к столу у окна. Карапуз лет трех-четырех бесцеремонно лез к кому-то в тарелку руками. Я невольно прыснула от смеха, как это было похоже на нас. Когда-то в детстве нам постоянно влетало за такие выходки. Владик – сердце сжала боль. Ведь не забыла, назвала в мою честь сына. Что же… выходит, неправ Дамир, я не умерла, а продолжаюсь вот в этом маленьком человечке, в памяти сестры и родителей. Я не умерла. Тогда почему же из-под огромных черных очков на щеки текут слезы? Пенка на капучино перестала радовать. Пирожное вдруг показалось излишне пресным, я лениво ковыряла в нем ложечкой и с жадностью наблюдала за тем, как со столика из центра зала доносится заразительный женский хохот и вторящий ему детский заливистый смех. Альгимантас говорил, что зависть к смертным пройдет, как только начнут умирать от старости мои ровесники. Что пока я вижу лишь взросление сестры, но будет и ее старость, а потом смерть. Тогда и придет понимание того, какая удача мне выпала. Я ему не верила, слишком уж грустный был у мэтра взгляд. В его словах имелась доля истины, но лишь доля. Вечность – это одиночество, чем старше морой, тем он более одинок. Интересно, у халдеев есть сходные проблемы или же они полностью удовлетворены положением вещей? Они же живы и медленно, но стареют, да и дети у них изредка рождаются.