Книга Рестарт - Гордон Корман

– Слово даю, – вмешиваюсь я в назревающую перепалку, – как только врач разрешит, я тут же выйду на поле.

Насколько я могу судить, мое обещание всех удовлетворяет. Только Хьюго, судя по украдкой брошенному взгляду, меня не очень понимает. Да и откуда ему понять? Он же не спортсмен и играет разве что на компьютере.

Джоуи вдруг берет и запускает в меня мячом. Я как бы со стороны наблюдаю, как мои руки на лету перехватывают его.

Реакция в норме.

Это приятно, потому что означает, что проклятая амнезия не до конца отняла у меня – меня прошлого.

Мы записываем несколько интервью. Со мной ребята словоохотливы и кривляются так, будто мы с ними делаем селфи. Хьюго они отвечают односложно. Когда я говорю, что так не пойдет, он бормочет что-то в том смысле, что все исправит при монтаже. Не знаю, как монтаж поможет исправить такой, например, диалог: – Какие у тебя соображения о предстоящем сезоне? – Хорошие.

Когда мы заканчиваем, Хьюго торопится поскорее унести ноги. Футбольная раздевалка для него – вражеская территория. А я себя чувствую там как дома.

– Я бы тебе с радостью все уши изъездил рассказами о своем пути к футбольной славе, – вальяжным тоном говорит Эрон, – но нам с Питоном пора идти старичков поить.

– Я с вами.

Они таращатся на меня так, будто я только что объявил, что завтра лечу на Юпитер.

– Чел, тебе же туда не надо, – напоминает мне Эрон. – Тебя освободили от работ, потому что ты с крыши упал.

– Я так, для прикола. – Никакого впечатления мои слова не производят, поэтому я пытаюсь снова: – Мы же в одной команде, правда? Значит, если идете вы, то и я тоже.

Питон смотрит на меня с прищуром.

– Что конкретно ты помнишь про Портленд-стрит?

– Ничего, – честно отвечаю я.

Он ухмыляется.

– Если ты хочешь идти, куда тебе идти не обязательно, значит, ты не просто отшиб себе мозги – ты их без остатка вышиб!

– Да ладно, там прямо так страшно? – говорю я с улыбкой, но у Эрона и Питона при этом такие каменные лица, будто мы собрались как минимум в лабораторию Франкенштейна.

– Дело твое, – говорит Эрон. – А вообще здорово, что ты опять с нами – хотя и не в себе.

От школы до дома престарелых на Портленд-стрит минут десять пешком. Я знаю, что уже бывал здесь на исправительных работах, но теперь как в первый раз вижу это тоскливое трехэтажное здание с широкой, круглой подъездной дорожкой и просторной ухоженной лужайкой, на которой тут и там расставлены скамейки и столы для пикников. По лужайке, благо на улице тепло, прогуливаются несколько пожилых людей. Двое здороваются и машут нам руками. Я машу им в ответ. Эрон с Питоном не обращают на них внимания.

Когда перед нами отъезжает вбок стеклянная входная дверь, Питон говорит негромко:

– Задержи дыхание.

Пахнет тут действительно странно – живыми цветами и больницей, причем эти запахи один с другим не смешиваются. Аромат, конечно, так себе, но к нему быстро привыкаешь.

Мы подходим к главной медсестре, которую здесь называют сестра Дункан. Она явно не ожидала меня увидеть.

– Мне уже лучше, – говорю я. – Поэтому я подумал, что могу вернуться к исправительным работам.

– Это тебе судья велел? – недоверчиво спрашивает она.

Я качаю головой:

– Нет, я сам пришел.

– Нам самим не верится, – с притворной серьезностью говорит Эрон.

– Это очень, очень… благородно с твоей стороны, – говорит сестра Дункан. – Сегодня вы будете развозить полдник. Обычно с этой работой справляются двое, но пусть у Чейза для первого раза будет задание попроще.

Нам выдали тележку с соками, сладким печеньем, крекерами и газетами. Пока мы доехали на лифте до третьего этажа, Эрон с Питоном успели основательно приложиться к угощениям.

– Все нормально, столько «Орео» здешним мумиям в жизни не схомячить, – отвечает Эрон на мой осуждающий взгляд. – И уверяю тебя, о безупречный, что ты в свое время тоже неплохо поживился печеньями с этой тележки.

Ничего о том, брал я печенья или не брал, вспомнить не получается. Придется поверить ему на слово.

Питон разрывает пакет и высыпает мне в руку несколько имбирных печений. Я надкусываю печенье, все так же неодобрительно глядя на своих подельников. Они бодро, за обе щеки уписывают добычу, кидая под ноги обертки.

– Мы сегодня играли в футбол, – напоминает мне Питон. – Поэтому и аппетит разгулялся. Не все же такие хрупкие, как ты.

– Хрупкий-то я, может, и хрупкий, но мусор за вами все-таки подберу, – отвечаю я.

Похоже, я начинаю приноравливаться к дружбе с ними двумя.

Мы толкаем тележку от комнаты к комнате, предлагая постояльцам закуски и газеты. Когда я лежал в больнице, все медики и волонтеры, заходившие ко мне в палату, вели себя очень вежливо и дружелюбно. Эрон с Питоном – полная их противоположность. Настежь распахнув дверь комнаты, Эрон рявкает:

– Закуски!

– Будете чего? – подхватывает Питон.

Всех здешних мужчин они называют Дамблдорами, а всех женщин – Дамблдорихами, а в ответ на любой вопрос только хмыкают и пожимают плечами. Мне это скоро надоело, и я начал спрашивать у каждого постояльца, не нужно ли чего. В результате приходилось регулировать высоту кровати, искать пульт от телевизора или звать медсестру.

– Чел, ты нас задерживаешь, – возмущается Эрон. – Так мы эти витамины от маразма до завтра будем раздавать.

– Тссс! – шикаю я. – Они услышат!

– Смеешься, что ли? – ухмыляется Питон. – Да эти окаменелости забывают батарейки в слуховых аппаратах менять. А последнее, о чем они слышали, – испытание атомной бомбы в Юкка-Флэт.[3]

– Не такие уж они глухие, – отвечаю я. – Старушка из двадцать второй отлично слышала, как ты воздух испортил.

– Вот такого Чейза мы знаем и любим, – смеется Эрон.

Когда мы втроем, подобные шуточки кажутся смешными, но при пожилых людях – уже нет. Они в основном очень дряхлые. И уж точно заслуживают больше уважения, чем мы им оказываем. Эрон и Питон ходят в дом престарелых не по своей воле, а по приговору суда, и поэтому здешние постояльцы стоят им поперек горла. Раньше они меня тоже, скорее всего, бесили, просто из-за амнезии я этого не помню. А сейчас мне с ними даже интересно. Они помнят много такого, о чем мы можем только прочитать в исторических книжках. Например, у женщины из триста двадцать шестой отец был пожарным и тушил потерпевший катастрофу дирижабль «Гинденбург». Мужчина из триста восемнадцатой на дежурстве в хьюстонском Центре управления полетами поддерживал связь с Нилом Армстронгом, когда тот первым из людей ступил на поверхность Луны. А абсолютно слепой обитатель двести девятой комнаты потрясающе рассказывает о своей детской дружбе со звездой бейсбола Джо Ди Маджио, с которым он рос на одной улице.[4]