Книга Дни гнева, дни любви - Роксана Гедеон

Я взглянула на графа. Его лицо было скрыто тенью, но я видела, что он неотрывно смотрит на меня. Заметив мой взгляд, он взял мою руку и, перевернув ее ладонью кверху, поцеловал.

ГЛАВА ВТОРАЯПЛАТЬЕ ФЛОРЫ

1

Дворецкий шел впереди меня, высоко подняв зажженный канделябр. Мы поднялись по широкой мраморной лестнице и вошли в зеркальную галерею. В тиши особняка были слышны лишь наши шаги, потрескивание свечей в хрустальных люстрах и шелест моих бархатных юбок. Мы повернули налево, и дворецкий бесшумно распахнул передо мной одну створку дверей.

– Баронесса Эльза фон Фильсхофен, – объявил он.

Я быстро вошла. И сразу увидела отца, быстро идущего мне навстречу.

– Наконец-то, – произнес он, осторожно обнимая меня, и поцеловал в лоб.

Я подумала, что наша встреча, вероятно, будет холоднее, чем мы оба рассчитывали. Я подала принцу руку. Он поднес ее к губам и отступил на шаг, словно любуясь мною.

– Как рад я видеть вас в Вене. Да еще в сопровождении столь милого молодого человека, как граф Дюрфор. Где вы его оставили?

– В гостинице.

– А где остановились сами?

– Там же, в соседнем номере.

Он отпустил мою руку. На лоб отца набежала складка.

– Может быть, Сюзанна, не стоило так явно, перед всей Веной демонстрировать вашу враждебность ко мне?

– Здесь никто не знает, кто я, – ответила я медленно. – И никто не знает, что вы мой отец.

– Вы, разумеется, этому рады, не так ли?

– Не следует делать выводы за меня. К тому же, никакой враждебности демонстрировать я не намеревалась. Просто мне показалось удобнее снять номер в гостинице.

– Впервые слышу, что жить в гостинице, а не в доме родного отца, и считать это более удобным – это не враждебность. Не говоря уже о том, что то, что вы живете рядом с графом, вас компрометирует.

– Мне это безразлично, – ответила я, чувствуя, что некоторые слова отца мне до боли знакомы. – Я приехала не для того, чтобы произвести благоприятное впечатление на венское общество. Мне важен только император.

– А мы? Мы, ваша семья, настолько не важны, что нам можно на виду у всего света дать пощечину?

– Моя семья осталась в Париже, – отрезала я сухо.

– Семья? Муж-предатель и незаконнорожденный сын? Я вспыхнула.

– Сударь, мне совершенно непонятно, чего вы от меня требуете. Почему я оставила вас в покое, а вы меня нет?

– Ответьте мне только одно: готовы ли вы поселиться тут?

– Отец, мне жаль об этом говорить, но я не давала вам никаких причин думать, что я забыла прошлое.

Его губы сжались, он отступил на шаг. Словно ледяная стена выросла между нами. Наступило молчание. Надо же, подумала я, мы только-только встретились, и первые же наши слова стали словами ссоры. Нет, мы никогда не придем к прежним отношениям. Да и были ли они так уж хороши?

Честно говоря, я понятия не имела, как продолжать разговор. Я даже подумывала, не уйти ли мне. Но в этот миг дверь отворилась, и вошла мадам Сесилия.

Я приветствовала ее тепло, неожиданно тепло даже для себя, ибо она, в сущности, спасала нашу встречу и предотвращала неминуемую размолвку. Честно говоря, если бы не она, я бы еще не знала, не попросил бы меня отец покинуть его дом.

Когда мы уже сидели за кофейным столиком, принцесса спросила, передавая мне чашку кофе:

– Вы надолго приехали в Вену?

– Нет, мадам, не думаю.

– Вам не понравилась Вена? Вы будете подыскивать другой город?

Я поняла, что моя мачеха абсолютно не подозревает, почему я здесь. Она думала, что я эмигрировала.

– Мадам, я приехала сюда, чтобы повидаться с вами. Я намереваюсь вернуться во Францию.

Сказав это, я сразу же ощутила на себе недовольный холодный взгляд отца.

– Можно узнать, что заставляет вас быть такой упрямой?

– Отец, это не упрямство. Я служу Марии Антуанетте. Кроме того, во Франции у меня остался сын.

Подумав, я добавила:

– Я ведь была уже в эмиграции. Простите, если я буду нелюбезна, но эмиграция – это не слишком почетно. Я не хочу жить на средства чужих монархов.

– Кто-то же должен оставаться за границей, – сказал принц. – Королю необходимы сведения из-за рубежа.

– Конечно, необходимы. Но лиц, добывающих эти сведения, почему-то стало в десять раз больше, чем нужно.

Я демонстративно поставила блюдечко с кофе на столик – при этом чашка тихо звякнула – и поднялась с места. Юбки моего светло-голубого платья зашелестели, прозрачным звоном отозвались бриллианты в ушах. Я откинула назад упавшие на грудь золотистые локоны.

– Отец, прошу прощения. Мне пора идти.

– Отправляетесь в свою гостиницу?

На миг я растерялась, даже не зная, что ответить. Боже мой, похоже, его все это сильно уязвляет. Нужна ли мне эта месть? Такая явная и мелкая… Как бы там ни было, а он мой отец. Он воспитал меня, дал образование. В сущности, наполовину я – его создание. Если бы он не вспомнил обо мне, кем бы я стала?

– Да, – сказала я спокойно. – Надо отдать кое-какие распоряжения насчет багажа и сообщить Кристиану о моем переезде.

На лице принца не отразилось даже удивления.

– Вы сделали правильный выбор, – только и сказал он.

Когда Кристиан вернулся со встречи с графом Симолиным, я сообщила ему, что переезжаю к отцу.

– Если я не сделаю это, все венское общество будет считать нас любовниками, – сказала я, чувствуя себя даже как бы виноватой за то, что оставляю его. Это было будто бегство.

– Почему? – спросил он.

– Потому что я уделяю вам слишком много внимания.

– А вам это в тягость?

– Нет, – возразила я с улыбкой, – вовсе нет… Но все-таки, знаете ли, так не принято.

– Но ведь мы можем рассказать, что мы родственники. Я покачала головой.

– Слишком дальние родственники, Кристиан. А после того как вы оставили Люсиль и подавно.

Он приблизился ко мне, держа в руках изящный легкий футляр. Я подумала, что бы это могло быть, но граф заговорил снова.

– Вы ослепительны, дорогая Сюзанна. И почему-то даже среди множества женщин взгляд выхватывает именно вас.

– Это зависит от самого взгляда, милый кузен. Вы упаковали меня в наряды и украшения, купленные на ваши деньги, поэтому и проявляете ко мне повышенный интерес. На мне нет ничего своего – все ваше.

– Да, это моя слабость. Люблю одевать хорошеньких женщин. На такое удовольствие и денег не жалко… Для меня это такое же увлечение, как политика, только более приятное и утонченное.