Книга Малюта Скуратов. Вельможный кат - Юрий Щеглов

Старцы не соглашались и отвечали Иосифу:

— Сын Божий пришел в мир для грешников, чтобы спасти погибших.

Иосиф тогда прибегнул к такому доводу:

— Моисей скрижали разбил, узнав, что израильтяне поклонились золотому тельцу.

Старцы продолжали упорствовать гневно:

— Да, это правда! Но когда Господь Бог хотел погубить израильтян за их отступничество, тот же Моисей воспротивился и сказал: «Если их погубишь, то прежде их меня погуби».

Слова старцев ни в коей мере не соответствовали ни душевному состоянию царя Иоанна, ни его политике по отношению к русскому народу.

Однако преподобный Иосиф не сдавался и приводил из Ветхого Завета примеры других строгостей, на что слышал упрямые возражения:

— Тогда был Ветхий завет! Нам же в новой благодати Владыко явил христолюбивый союз, чтобы не осуждать брату брата!

— Спаситель вон и блудницы не осудил!

Старцы и Вассиан Косой яростно спорили с преподобным Иосифом и при решении вопроса о монастырских имениях.

IV

Словом, между Иоанном и братией Иосифо-Волоколамского монастыря существовала глубокая и разностороння связь, значительно более серьезная, чем можно предположить на первый — невнимательный — взгляд. Между тем справедливости ради замечу и обращу особое внимание моих читателей на то, что, несмотря на укоренившееся мнение об осифлянах — сторонниках основателя обители — как о людях лютых, бесчеловечных и лукавых зело, а также властей и имений желателей, в страшные голодные годы при монастыре кормилось до полутысячи человек, а в окрестных селах был дан приют многим бедствующим и больным. Впрочем, об этой стороне жизни в наших учебниках, пронизанных ненавистью к религии, ничего не говорилось.

V

Приказ Иоанна опричнику Пушкину доставить тело Малюты в Иосифо-Волоколамскую обитель свидетельствует о том, что царь не изменил отношения к близкому другу и сподвижнику последних лет. Он поступил с ним иначе, чем с остальными опричниками, стремясь стереть о них саму память. Я надеюсь, что мой текст не даст основания к утверждению, что автор становится на чью-либо сторону. Я симпатизирую правде жизни и обстоятельств, великой моей родине России и ее могучей, трудной и чудесной истории. Безусловно не сравнивая себя ни с кем, подчеркну, что и мне — подобно Пушкину и Карамзину — иной истории не нужно. Между тем она должна быть изложена и воспринята в полном объеме, что вовсе не означает признания душегубства как инструмента гражданской и государственной политики. Я прошу снисхождения и понимания, ибо описания жизни Малюты, обрисовка его характера и прочие рассуждения потребовали от автора качеств, о которых не хотелось бы упоминать из скромности. Некоторые считают, что даже короткие авторские отступления и излияния в историческом романе неуместны. Может быть, но пусть нас рассудит кто-нибудь третий.

VI

Добравшись до Волока-Ламского, Пушкин отправил в Москву гонца за семейством Годуновых. Племянник постельничего Димитрия Годунова молодой опричник Борис нравился Пушкину. Статный, красивый, крепкий, он, не в пример иным, пирами не увлекался. Сидел тихо, ел и пил мало, старался, чтобы его не замечали, и Иоанн, как ни удивительно, избегал его тревожить и не принуждал принимать участие в разных затеях. Иногда Борис набирался храбрости и спокойно, с достоинством, перечил царю.

— Негоже, пресветлый государь, людей в звериные шкуры зашивать и медведями травить, как византийские изуверы. Человек после Бога и ангелов есть главное живое существо на свете, наделенное высшим разумом. Византийцы отступников в ямы швыряли к тиграм и пантерам. И чем кончили? Перед турком выи склонили. Какой ущерб собственным падением всему христианскому миру нанесли?! А Рим живет и здравствует поныне! Цезари гладиаторам в руки оружие давали, чтобы жизнь свою на арене против кровожадных львов защитить.

Иоанн слушал молча, не перебивая, не замахнулся посохом в гневе, смотрел на малютинского зятя прищурившись, потом — после паузы — сказал:

— Умен! Но знай меру! Византия нам ближе Рима. Я сам византиец!

Он намекал на свою бабку Софию Палеолог, супругу деда Иоанна III. Впрочем, более он гордился и утверждал немецкое свое происхождение и даже указывал, что в жилах у него течет саксонская кровь.

— Я не русский, — сказал он одному англичанину. — Предки мои германцы.

VII

Иоанн теперь нередко обращал взор в сторону Новгорода. Москва, Александровская слобода и Вологда не казались более спасительным убежищем при татарском нашествии. С англичанами он прекратил переговоры. Малюта поддерживал желание Иоанна обосноваться в Новгороде, часть которого недавно была взята в опричнину.

— Измена новгородская подавлена, пресветлый государь, — говорил Малюта. — И к Жигмонту ты ближе. Речь Посполитая тебе принадлежит. Старый Жигмонт совсем ослабел. Бабы довели! Сабли поднять не в силах. На пирах то и дело засыпает. За вино и гулящих женщин шляхта душу продаст. Где добыть побольше золота — вот их забота. Прибыльно тебе за корону польскую поспорить. Русско-литовские шляхтичи все за тебя. Надоели им папежники.

То, что при главе Посольского приказа Иване Михайловиче Висковатове было недостижимым, теперь, когда Малюта прибрал к рукам дипломатов, выглядело едва ли не близкой целью. Он удачно провел переговоры с крымским гонцом Янмагметем, довольно умело используя более опытных переговорщиков дьяка Андрея Щелкалова и стрелецкого голову и посла Ивана Черемисинова. А после того как второй налет на Русь Девлет-Гирея потерпел неудачу, благодаря доблестному опричному воеводе князю Хворостинину, который и два года назад под Рязанью проучил захватчиков и остановил крымскую войну, можно было подумать и о короне польской. Девлет-Гирей долго не оправится от поражения. У гуляй-города русские воины сотням татар кисти поотрезали.

— А не касайся русских стен!

Два лука да две сабли Девлет-Гирея привезли Иоанну в Новгород теплым августовским днем князь Ногтев и думный дворянин Давыдов, своими глазами видевшие бегство татарской конницы.

Женитьба на Анне Колтовской, пленившей царя неяркой скромной красотой и мягкостью нрава, влила в него будто новую энергию. Царицей Анной он был сперва очень увлечен.

— Сейчас на южных границах наших настанет успокоение. Жигмонт умер! — радуясь, воскликнул Малюта, вбегая в покои Иоанна и забыв в ту минуту преклонить колено.

К исходу собственной жизни забывался все чаще и чаще.

— И все в одно лето свершается, — негромко промолвил царь, перекрестившись. — Русь как птица в полете: оторвалась от земли и взмыла в поднебесье! Через два-три дня вернемся в Москву, дадим ответ полякам и литовцам, что челом нам бьют.

VIII

Слухи о жестокости царя и казнях, производимых опричниками, конечно, смущали подданных Речи Посполитой, привыкших к вольностям, но бескоролевье их угнетало, и они хотели видеть на троне если не католика и приверженца Папы, то по крайней мере славянина. Осенью в Москву прибыл Федор Воропай, посланник литовский. Объединение Польши, Литвы и России на основе личной унии открывало бы перед христианским миром необычайные перспективы. Османская империя и Крымская орда были бы оттеснены еще дальше на восток и потеряли бы возможность влиять на судьбу Европы.