Книга Второе открытие Америки - Александр фон Гумбольдт

Теперь в течение круглого года не боятся ни подниматься, ни спускаться по Ориноко от его дельты до впадения Апуре и Меты. На этом отрезке нет других порогов, кроме Торно, или Камисета, Маримара и Каривен, или Каричана-Вьеха. Ни одного из этих препятствий можно не опасаться, если прибегать к помощи опытных индейских кормчих.

Я особо отмечаю эти гидрографические подробности, так как сообщение между Ангостурой и берегами Меты и Апуре, двух рек, текущих к восточному склону Кордильер Новой Гранады, приобретает в настоящее время большое политическое и коммерческое значение. Плавание по Нижнему Ориноко от дельты до провинции Баринас затрудняет лишь сильное течение. Само русло реки нигде не образует препятствий, которые было бы трудней преодолеть, чем препятствия на Дунае между Веной и Линцем.

Большие преграды, настоящие пороги встречаются только выше Меты. Таким образом, Верхний Ориноко образует вместе с Касикьяре и Риу-Негру отдельную речную систему, которая еще долго будет оставаться в стороне от промышленного развития Ангостуры и Каракасского побережья.

На острове посреди Бока-дель-Инфьерно, где мы установили свои приборы, я взял часовые углы Солнца. По показаниям хронометра, долгота этого пункта – 67°10'31''. Я хотел определить магнитное наклонение и интенсивность земного магнетизма, но мне помешал грозовой дождь. После обеда небо снова прояснилось, и мы двинулись в путь, чтобы расположиться лагерем на южном берегу Ориноко, почти что на меридиане городка Муитако, или Реаль-Корона.

На основании наблюдений над тремя звездами я установил широту в 8°0'26''и долготу в 67°5'19''. Когда в 1752 году монахи-обсерванты предприняли первые entradas на территорию карибов, они построили здесь крепость, или casa fuerte. Благодаря близости высоких гор Арагуакаис Муитако представляет собой одно из самых здоровых мест на Нижнем Ориноко.

В 1756 году Итурриага прожил там некоторое время, чтобы отдохнуть от тягот экспедиции для установления границ; и так как он приписывал свое выздоровление здешнему климату, скорее жаркому, а не сырому, то город, или вернее деревня Реаль-Корона получила название pueblo Пуэрто-Сано[308]. Плывя вниз по Ориноко дальше на восток, мы оставили к северу устье реки Пао, а к югу – устье Аруи.

Последняя река довольно большая; о ней часто упоминается в отчетах Рэлея. Географы долгое время считали, что Арой, или Арви (Аруи), Кароли (Карони) и Каори (Каура) берут начало в знаменитом озере Кассипа, впоследствии замененном озером Лагуна-дель-Дорадо.

По мере нашего продвижения скорость течения Ориноко уменьшалась. Я несколько раз измерил базис вдоль берега, чтобы определить время, которое плавающее тело затрачивает на прохождение известного расстояния. По моим измерениям, скорость течения Ориноко выше Альта-Грасии, около устья Уяпе, составляла 2 3/10 фута в секунду; между Муитако и Боробоном она равнялась уже всего 1 7/10 фута.

Барометрические нивелирования, произведенные в соседних степях, доказывают, насколько незначителен уклон местности между 69° западной долготы и восточным побережьем Гвианы. В этих же краях, на правом берегу Ориноко, встречаются лежащие поверх гранита (может быть, даже включенные в него) небольшие формации первозданного Grünstein. Между Муитако и островом Сейба мы видели холм, весь состоявший из глыб с концентрическими слоями.

Можно было различить тесное соединение амфибола с полевым шпатом и небольшое количество пирита. Grünstein был похож на зеленокаменные породы в окрестностях Каракаса, но проследить залегание формации, которая, на мой взгляд, была того же возраста, как и гранит в горах Парима, оказалось невозможно.

В Муитако мы последний раз на берегах Ориноко ночевали под открытым небом. Мы плыли еще две ночи, прежде чем достигли Ангостуры, цели нашего путешествия. Такое плавание посреди тальвега большой реки чрезвычайно приятно: ничего не приходится опасаться, кроме естественных плотов из деревьев, вырванных с корнем разлившейся рекой. В темные ночи пироги натыкаются на эти плавающие острова, словно на мели.

Трудно передать удовлетворение, испытанное нами при высадке в Ангостуре, столице Испанской Гвианы. Неудобства, которые приходится переносить в море на маленьких судах, не могут сравниться с теми, какие вы испытываете, когда под знойным небом, окруженные полчищами mosquitos, лежите месяцами в пироге, где нельзя шевельнуться из-за ее неустойчивости.

За 75 дней мы проплыли по пяти большим рекам – Апуре, Ориноко, Атабапо, Риу-Негру и Касикьяре – 500 лье (по 20 на градус), и на этом огромном расстоянии мы видели лишь очень мало населенных мест. Хотя после той жизни, какую мы вели в лесах, одежда на нас была в некотором беспорядке, Бонплан и я поспешили представиться дону Фелипе де Инсиарте, губернатору провинции Гвиана.

Он принял нас очень предупредительно и поместил у секретаря казначейства. Так как мы явились из почти пустынной страны, то были поражены движением в городе, насчитывавшем всего 6000 жителей. Мы восхищались удобствами, создаваемыми промышленностью и торговлей для цивилизованного человека.

Скромные жилища нам казались великолепными; все люди, с которыми нам довелось разговаривать, производили впечатление весьма остроумных. Длительные лишения заставляют ценить самые мелкие радости, и трудно выразить то удовольствие, какое произвел на нас в первый раз вид пшеничного хлеба, поданного к столу губернатора. Возможно, я напрасно вспоминаю чувства, знакомые всем, кто предпринимал далекие путешествия.

Возвращение в цивилизованную страну доставляет счастье, но это счастье длится недолго, если вы живо ощущаете чудеса, которыми природа наделила страны жаркого пояса. Воспоминания о перенесенных трудностях вскоре изглаживаются; и, едва добравшись до побережья, до мест, населенных европейскими колонистами, вы уже составляете план возвращения во внутренние области.

Печальное событие задержало нас на целый месяц в Ангостуре. В первые дни после нашего прибытия мы чувствовали себя усталыми и слабыми, но совершенно здоровыми. Бонплан взялся за изучение тех немногих растений, какие ему удалось спасти от действия столь сырого климата, а я занялся астрономическими определениями долготы и широты столицы[309], а также наблюдениями над наклонением магнитной стрелки. Все эти работы были вскоре прерваны. Почти в один и тот же день мы оба заболели, причем болезнь моего спутника приняла характер атаксической лихорадки.

Чтобы не подвергать Бонплана опасности возврата болезни, мы решили пробыть в Ангостуре до 10 июля. Часть времени мы прожили на соседней плантации[310], где выращивались манговые и хлебные деревья[311]. Последние на десятый год достигли вышины в 40 футов. Мы измерили несколько листьев Artocarpus Forst; длина их равнялась 3 футам, ширина – 18 дюймам – изумительные размеры для двудольного растения.