Книга Владимир Богомолов. Сочинения в 2 томах. Том 1. Момент истины - Владимир Богомолов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1981 году издательство «Художественная литература» к 40-летию начала Великой Отечественной войны выпустило однотомник, куда помимо романа вошли повести «Иван», «Зося», «Первая любовь», рассказы «Кладбище под Белостоком» и «Сердца моего боль», на отличной мелованной бумаге, хорошо и впервые иллюстрированный фотографиями, в суперобложке — шедевр полиграфии (директор — В.О. Осипов, редактор Н.И. Иванова, художник В. Медведев). Сделанная с любовью и большим вкусом, эта книга по-прежнему занимает особое место на полках, занятых более чем 300 разными изданиями моих произведений.
В 1984 году в связи с 50-летием Союза писателей, в котором кстати я никогда не состоял, меня наградили орденом Трудового Красного Знамени, от получения которого я отказался. В литературной тусовке, обсуждая мой отказ, приписывали мне политический или общественный протест, что побудило меня дать пояснения своему поступку в интервью зам. главного редактора «Литературной газеты» Ю. Поройкову:
«Я не общественный человек и не стал бы говорить о политическом или общественном протесте, которые, как правило, предаются огласке. Я противник популистских действий, для меня существенны мои убеждения, а не имидж. Вся система награждений, поощрений и обвешивания различными ярлыками и этикетками, особенно в эпоху Брежнева — Черненко, была превращена, не только в литературе, в откровенную порнографию и, кроме поначалу брезгливости, а позднее — омерзения, ничего не вызывала. И в литературе, и в искусстве людей более всего поощряли не за творческие свершения и талант, а за идейное единение с Системой, за безоговорочную поддержку и восславление всех мероприятий Коммунистической партии и Правительства, за активное участие в пропагандистских кампаниях, и более всего за поддержку и одобрение в угоду властям репрессивных карательных функций в отношении Сахарова, Солженицына и других инакомыслящих, — палачество вознаграждалось с наибольшей щедростью.
Поэтому награда не может быть принудительной. Правом Черненко было кинуть мне «железку», а брать ее или не брать — это уже мое личное дело. При последнем звонке из наградного отдела Президиума Верховного Совета мне было сказано, что случай беспрецедентный, они будут вынуждены доложить руководству и мне не мешало бы подумать о возможных последствиях. Я не люблю, когда мне угрожают, и поэтому доверительно сказал этому человеку: «Доложите руководству, что я вас всех в гробу видал!» — и, положив трубку, ушел в «некоммуникабельность». Меня больше не беспокоили».
К 1993 году роман, повести, рассказы были опубликованы в виде отдельных книжных изданий 168 раз на 48 языках, прошло свыше 520 публикаций в антологиях, сборниках, газетах и журналах, в том числе роман «Момент истины» («В августе сорок четвертого...») — 86 изданий на 37 языках (это данные ВААП).
7 мая 1994 года в приложении к газете «Российские вести» — «Вехи» была напечатана большая, серьезная статья, посвященная моим работам: военному роману «Момент истины» («В августе сорок четвертого...»), офицерской повести «В кригере» и рассказу «Первая любовь». Будучи признателен редакции за внимание к моим произведениям, я не мог не сказать о дезинформации, проникшей в один из абзацев. Там обо мне было написано: «Разве что на слуху какие-то факты из его литературного бытования — сначала не приняли в Союз писателей, а потом, как ни звали, сам не вступил. Мол, раз я вам не гожусь, так и вы мне не нужны».
Чтобы удовлетворить нездоровый интерес к моей персоне и положить конец распространению слухов, слушков, сплетен и придуманных неверных биографических «сведений» обо мне, я вынужден был публично дать разъяснения.
«Российские вести» в заметке «Чего не было, того не было...» 4 июня 1994 года опубликовали мой ответ:
«Чего не было, того не было... И не могло быть по той простой причине, что волею судеб я ни разу в жизни не пытался стать членом Союза писателей и даже желания или потребности никогда не испытывал.
В 1959—76 гг. меня и впрямь не раз приглашали вступить в эту организацию; устно и письменно ко мне обращались по поводу членства Г. Березко, С. Щипачев, Л. Соболев, Ю. Бондарев, К. Симонов, С. Смирнов, С. Наровчатов — эти люди в разное время были руководителями или секретарями Союзов писателей России, СССР или Московского отделения. В середине 70-х годов Ю. Бондарев дважды предлагал оформить меня членом Союза без прохождения приемной комиссии — «решением Секретариата». В каждом случае я вежливо благодарил и с еще большей вежливостью отказывался.
Я знаю людей, гордящихся своим членством в двух или даже трех творческих организациях — в Союзах писателей, кинематографистов и журналистов. В далекой армейской юности я был комсомольцем, и рад сегодня тому, что это членство оказалось в моей жизни единственным, рад тому, что после офицерства уже свыше четырех десятилетий я не был и не томился ни на одном собрании, совещании, инструктаже или каком-то толковище — я не чувствовал и не чувствую себя из-за этого обездоленным.
Действительно, в литературной среде уже не одно десятилетие имеет хождение байка, что Богомолов-де когда-то вступал в Союз писателей, его не приняли и он обиделся. Эта придуманная версия — производное примитивного прагматического мышления: для многих пишущих членство в Союзе писателей являлось своего рода сертификатом литературной дееспособности и, коль членство в Союзе писателей давало какие-то материальные блага — тысячи пишущих, в том числе не имеющие и одной книги, с энергией, достойной лучшего применения, годами стремились получить членский билет, а если издаваемый миллионными тиражами автор этого не делает, объяснение может быть только одно — когда-то его не приняли и он по сей день полон обиды. Повторяю: чего не было, того не было.
Я никогда не считал и не считаю себя лучше или умнее членов Союза писателей и тех, кто туда стремится вступить. Просто у них своя жизнь, а у меня своя».
В 1999 году, к 25-летию со дня выхода романа, в многочисленных средствах массовой информации это событие было отмечено публикациями «25 лет — мировому бестселлеру». К этому времени роман был издан практически во всех, как тогда говорили, братских союзных республиках и странах социалистического лагеря (кроме Польши!) и многих капиталистических — в Европе, на американском континенте и в Азии. Как выяснилось на исходе XX века, роман «Момент истины» и повесть о двенадцатилетнем мальчике «Иван» по количеству изданий и тиражам оказались абсолютными чемпионами в последние 25 лет (роман) и 40 лет («Иван») среди многих тысяч опубликованных отечественных литературных произведений, причем они печатались ежегодно и бесперебойно и после громогласно объявленных похорон советской литературы.
В условиях антитеррористической борьбы спустя четверть века после выхода в свет роман оказался настольным пособием для правоохранителей и спецслужб при осуществлении на территории России так называемого «предельного режима».
Этим романом в обиход русского языка и, прежде всего, в лексику правоохранительных органов и спецслужб, были введены такие понятия, как «момент истины», «прокачать», «бутафорить», «качание маятника» и др. Термин «качание маятника», означающий наиболее оптимальные действия и поведение при огневых контактах с противником, оказался объектом внимания зарубежных спецслужб и руководителей отрядов коммандос, что в последующие годы инициировало появление целого ряда инструктивных разработок не только для специальных, но, позднее, и для войсковых, в первую очередь десантных подразделений.