Книга Ступени в вечность - Людмила Минич

— Ты напрасно себя обделял, — подхватил Аркаис.

— Возможно.

— Они такие же, как и ты. Вам даны неравные возможности, но ведь не случайно. Клубок разматывается долго. Каждый получает своё. Кто ты такой, Раванга, чтобы вмешиваться?

— Великие не Ведатели, они сами выбирают путь. Так говорят священные тексты. Я, как и другие, выбрал такой, потому что в Амиджаре учат любви и состраданию.

— Этому нельзя научить.

— Нельзя, — всем телом качнулся Раванга, соглашаясь. — Но можно научиться. Ты не дошёл до этой ступени.

— Я сам выбираю путь, как и ты.

— Да, но путь твой безрадостен, потому что одинок.

— И твой путь безрадостен. И одинок. Посмотри. Никто из них, даже из твоих учеников, любимых, ближайших, не пойдёт за тобой ради тебя. Только ради себя.

— Ты знаешь, что так устроено, таково наше естество. Они хотят знания, потому что не могут жить без света, и я даю им. Если б они могли без этого обойтись, то не пошли бы за мной. Но они идут, ради своих Нитей. И это мудро.

— Мудро, и потому ты одинок. Их сдувает, как песок, когда они решают, что больше нечего взять. Скольких ты утратил? А скольких ещё потеряешь? А паломники? Сколько раз ты начинал сначала, прежде чем понял, что не даёшь им того, что хочется? Ты пытался сделать их такими, как ты сам… ищущими что-то… но они не нуждаются в этом. Им нужен я, а не ты, однако платить мою цену они не хотят и потому бегут к тебе, бескорыстному, добросердечному. Откуда им знать, что твоя воля крепче металла, а желание пробудить их твёрже камня? — рассмеялся Сын Тархи.

— Чего ты хочешь? Уличить меня во лжи?

— Хочу понять.

— Ты ничего просто так не делаешь, Аркаис.

— Я хочу понять. Ведь ты никогда не прикасался к настоящему Источнику, хоть брался упрекать в незнании меня. Теперь я знаю это. — Он усмехнулся. — Ты, Раванга, напрасно думаешь, что уже обрёл его, питаясь силой Бессмертных. Ты ошибаешься. Невозможно ни с чем его спутать, как и того, кто хоть раз в него окунулся. Не прикоснулся дальним взором, как ты, а погрузился, ощутил всем существом. Я знаю, что тебе неизвестна его мощь, её настоящий вкус, а то, что ты называешь живительной силой, не более чем обычное отражение, как и все в этом мире. Первое из всех отражений, но все же… — Он покачал головой. — Я хочу понять, откуда берётся желание насытить своей любовью весь мир, если сам ты не знаешь, что это такое? Это ты в прошлый раз сказал «любовь», и потому я вернул тебе это слово. На самом же деле названия этому нет, но ты понимаешь, о чем мой вопрос. Мне любопытно, Раванга.

— Ты ошибаешься, — спокойно ответил его противник. — Я все время черпаю из этого источника. Бессмертные дают мне его, насыщая. Ты говоришь, что я лишь прикоснулся дальним взором? Если так… — Он остановился, задумавшись. — Если так, то истинный Источник нечто… такое, чему нельзя подобрать слова. В одном ты прав, сам, без воли на то Бессмертных, я бессилен его возродить, и потому то, чем владеет Маритха… оно бесценно… для мира.

— Для тебя, Раванга, — усмехаясь, качал головой Аркаис.

— И для меня.

— Лишь для тебя. Не тащи за собой целый мир, он не воздаст тебе благодарности, ни малой, ни малейшей.

— И не нужно.

— Как пожелаешь.

— Ты не любишь этот мир, и ты заключён в нем. Поэтому хочешь бежать. И видишь одну-единственную щель.

— Наконец ты понял. Но я не бегу, я поднимаюсь по Ступеням. Все выше.

— Ты слишком задумчив и не радостен для такого прыжка. Потому что знаешь: Маритхе не открыть эту Дверь. Теперь ей уже не под силу.

— Откроет, — уверенно бросил Сын Тархи. — Она стремится к ней не меньше моего. Сейчас в этом сосредоточена вся её жизнь. И она откроет! Для себя, не для меня. Но будет убеждать своё сердце, что все это ради Нитей! Она тоже любит себя обманывать, потому что ясность часто имеет постыдный вид. Человеческий взгляд её не выносит. Ещё в Озёрном Храме, ощутив Источник полной мерой, я понял, почему ты таков и почему сама мысль о том, что я поднимусь в другой мир, тебе ненавистна.

— У меня нет к тебе ненависти.

— Нет. Как и любви. Ни к кому во всем этом мире. И к самому миру тоже. Признай же истину, Раванга, и станешь свободным. Ты не любишь этот мир не менее моего. И вся твоя жизнь — это страх того, что тебя уличат. Ещё бы, ведь ты Великий Ведатель, глаза и голос Бессмертных, и путь твой — забота о нашем несчастном обиталище, одном из многих и не самом лучшем. Вся твоя жизнь — это бегство.

— Твой слух тебе изменяет. Неудивительно, ведь мы на пороге Храма, — очень ровно и холодно сказал Великий.

— Ты сам страшишься взглянуть на эту трещину, так она глубока. Вся твоя жизнь — обман. Всякий раз ты твердишь себе: это для них. Но загляни в глубину — не для них, а для тебя самого. Бессмертными заповедано: истинного величия достигнет тот, кто любит и верит. И ты пытался. И даже верил… Но у тебя то же самое естество, ведь ты пока ещё человек…

— Сын Тархи мнит себя целым миром, — вмешался Раванга. Противники все так же неподвижно высились друг против друга. — Верит себе одному, видит лишь свои цели. Что он может знать, не сделав и шага по моему пути, тогда как я иду почти от рождения?

— Ты спрашивал, почему я выбрал путь Сына Тархи. Без права на ошибку и снисхождение. Нас все боятся и презирают, а мы презираем всех остальных. Но не боимся. Мы нашли в себе эту силу. Я не боюсь себя, вот что даёт мне Ясность! И потому шагну на следующую ступень. Твоя же Нить в заточении, ты сам создал эти стены. Но моих границ не видно, и это невозможно вынести тебе, который сделал свою жизнь одним большим походом во имя слепых и ленивых. Но за это никто не возблагодарит! Однако ты снова видишь стонущих во тьме и обречённо устремляешься на помощь. Но помощь твоя ущербна, потому что не идёт от сердца. Оно мертво. Там не живёт Источник.

— Настоящий Источник не доступен никому в этом мире… Кроме Маритхи. Она исключение, она дар Бессмертных! Однако я вижу, что это место, рядом с Храмом, искажает даже самый совершенный слух и взор. Даже ты выдаёшь за действительность воображаемое, Аркаис. — Раванга улыбнулся.

— Если бы все так и было, ты не стал бы увечить Маритху. Не стал бы давить в ней то, что до самого срока приносило бы радость. Любовь всегда предпочтительнее ненависти. Что плохого в моем обмане, если она любила на самом деле? Если знала, и притом хорошо, чего я хочу от неё? Я создал вокруг этой женщины целый мир, и это мир обмана, но для неё он был подлинным. Благодаря обману, а не вопреки в ней открылся Источник, и сила его так же истинна, как и он сам. Ты же приложил все силы, дабы его уничтожить! — Он сухо, неприятно усмехнулся. — Зачем нужна была эта «правда»? И не говори, что для её блага. Раванга глубоко вздохнул.

— Я не стал бы причинять столько боли, но есть ещё одно.

— Дверь.

— Дверь. Мы не можем противостоять друг другу в Храме. Стоя рядом с Дверью, я понял: это убьёт обоих. Уверен, ты почувствовал то же. Более того, противостояние, начатое в Храме, нарушит Равновесие. Ты понимаешь, что это значит?