Книга Драматургия Югославии - Мирослав Крлежа

Благое… Но что поделаешь — закон!.. (Продолжает читать.) «К концу лета, когда появились первые признаки осени и первые желтые листья на деревьях… Именно о таком времени поэт Бранко Радичевич написал в своем прощальном стихотворении: «Листья желтые летят все ниже… Я зеленых листьев напоследок не увижу…»{46} Вот так к началу осени фабрика была построена. Сотни людей подхватили песню, летевшую ввысь и прославлявшую радость трудовой победы. Мы пели с тем же подъемом, с каким пели наши старшие товарищи — борцы народно-освободительной битвы. Мы пели, и по нашим лицам текли слезы радости…» (Смотрит в зал.) Мне стыдно, что вы для меня приготовили целых три речи, а я вам — только одну. Три! У нас на фабрике еще никому не говорили три прощальные речи. Нет, вру, было. Говорили весной. Три! На кладбище… Покойный Глигорие Бабич… Помните Глигория? (Пауза.) Свалилась на него та балка… в цехе. Получил человек зарплату, сел пересчитывать: «Это, говорит, за квартиру, это — на еду, это — жене на тапочки, ведь пол бетонный, а это, говорит, моей младшенькой… Присмотрел я ей медведя… Ребенок ведь, хочется и ей медведя…» А тут эта балка… только глухо и стукнула… (Плачет, вытирает глаза.) Бедный Глигорие. Мы не могли его узнать. Все в кашу превратилось, а голова… знаете где оказалась?.. Собрали в цехе на Глигория. Купили Бранкице медведя, плюшевого, в универмаге… Правда, не могли мы знать, какого именно медведя отец присмотрел, но выбрали самого большого, самого дорогого… (Пауза.) Глигорию досталось три речи… Господи, если бы он слышал, как его хвалили! Готова поклясться, он встал бы из гроба и запел. Была у него любимая, протяжная такая: «Эх, как прошла Сулягинова Фата…» Часто повторял: «Она, Фата, прошла, а он, Муя, калитку за ней запер на засов…» (Улыбнулась.) На чем я остановилась? (Читает.) «Сотни людей подхватили песню, летевшую ввысь и прославлявшую радость трудовой победы. Мы пели с тем же подъемом, с каким пели наши старшие товарищи — бойцы народно-освободительной битвы. Мы пели, и по нашим лицам текли слезы радости…» (Откладывает текст речи.) Кажется, это я уже читала? Совсем запуталась — ведь когда читаю, вспоминается все… (Пауза.) А директор наш тогда любил одну песню, довоенную… Пели мы и революционные песни… (Пауза.) Речь директора меня совсем не смутила. Он все понимает. Помнит, должно быть, как нам из области прислали клячу… Коня… Опять приехал посыльный, тот, что с котлом… Говорят, теперь он — консул в Австрии. По телевизору показывали, я его сразу признала… Он — на лошади, а в сумке — директива: «Посылаем вам, товарищи, военный трофей, наш подарок в честь окончания строительства». (Пауза.) Молодые не знают этого. Ели мы все без разбору. Никто тогда не думал об омарах и других деликатесах… По правде говоря, я бы раков и змей не стала есть. И лягушек бы не стала. Слыхала я, у нас в ресторанах и лягушек подают, лапки какие-то. (Пауза.) Не думайте, что тогда не было раков. Были… только не на столе. В реке были… (Пауза.) Что еще хотела вам сказать?.. Вылетело из головы… Да, вспомнила: не надо было их заказывать из Сплита. Сорить деньгами. И за перевозку дорого. На самолете. Сказали бы мне, я бы в речке наловила… Для Мичка как-то ловила. Они резали их на зоологии… Бритвой, на дощечке, чтобы посмотреть, как сердце у раков бьется и где у них печень… Не знала я, что вы любите… Речь нашего секретаря меня просто поразила. Я не шучу… Простите, не знаю, как вас зовут, — вы ведь здесь недавно, но сразу мне приглянулись — из-за Драгомирки. Хорошо у вас с ней, по-людски… Из-за этих моих проводов вы мне тоже полюбились… Я слыхала, товарищ секретарь, будто вы собираетесь жениться на нашей Драгомирке. Она — разведенная, не ее это вина… Нелегко ей. Я-то знаю, как быть разведенной. Тяжело. Что кому в голову взбредет, то и припишут. Потому вас и поздравляю!.. Правильно вы поступаете. Не верю я злым языкам. Говорят, будто не возьмете вы ее, а только так… Уж простите, товарищ секретарь… Так вот болтают, но я не верю. (Помолчав.) Как раз когда мы построили фабрику, бросил меня мой Чеда… Появилась у нас фабрика — не стало у меня мужа… А познакомились мы с ним в вагоне… Он тоже возвращался из лагеря. Вдруг мне стало плохо. Может, от воздуха в горах. Да по дороге нас консервами кормили. Вырвало меня. Высунулась я в окно… А один герцеговинец, такой видный, красивый мужчина, в родинках… кудрявый, глаза горят… подошел ко мне и говорит: «Товарищ бывшая заключенная, может, вы читать не умеете? Здесь, говорит, ясно написано: «Не высовываться, опасно!» — или по-другому: «Ne pansere». У меня, знаете, душа в пятки: ведь три банки консервов съела!.. Разозлилась я, взяла и отрезала: «Пан сере, пан не сере», вижу я, что написано, смогу и прочесть, но при чем здесь это, когда человека тошнит?.. Вот так окно нас и свело… Лучше бы меня не вырвало тогда… Господи, да не слушайте вы меня. Хорошо, что так получилось! Мичка я вырастила — спасибо вот этим рукам… Жаль, не могла отдать его учиться дальше — на врача или инженера. И геологи, говорят, нужны. Рабочий человек сейчас на вес золота. Уехал он тогда в Замбию. (Пауза.) А с весны Мичко в Швеции. Хорошо устроился, зовет к себе. Пишет: «Мама, когда уйдешь на пенсию, приезжай, отдохнешь немного. В Швеции можно хорошо отдохнуть. Тебе здесь будет легко: куда ни пойдешь, тут часто можно услышать наш язык. Очень мало, — пишет, — шведов в Швеции… И все они вежливые, обходительные…» Не верится мне, что поеду. Мичко жениться задумал. Вырос… как его в детстве звали-то… «голодранец»! Познакомился там с одной… Нет, не ихняя. Портниха из Боснии. Не хочу им обузой быть, мешать молодым… И еще, думаю я, — негоже это, когда люди разводятся… Как мы тогда с Чедомиром… А мы с ним не разводились… Сам он со мной развелся… Бросил меня… Сказал, простите за выражение, что гуляю со всей фабрикой. «Все к тебе липнут, а как для меня, то ты устала…» Не верил, что мы все на стройке были; когда днем работали — верил, а о ночи не хотел и слышать. Известно, говорил, что ночью делают, когда луна появляется. Тогда в бабе все играет. Так было при капитализме, так и сейчас. Это, говорил, не меняется… Он и в молодости часто повторял: «Луна появляется — баба раздевается…» Языкастый был… «Дождик капает, а