Книга Три килограмма конфет - Нельма

Издалека этот островок стеклянных высоток всегда казался мне каким-то ненастоящим, словно нарисованным в компьютерной программе, и ощущение это усиливала всегда окружавшая их при свете дня мягкая дымка, мазками сильно разбавленной краски нанесённая на чёткие геометрические контуры. Но сейчас меня искренне поражал размах этой футуристической мини-вселенной, раскинувшейся прямо среди знакомого и привычного мне города, и, несмотря на контраст сотен освещённых окон среди ночной мглы, вселенная эта выглядела естественной и гармоничной, лишь копируя скопление светлячков на бескрайнем тёмном поле.

— Пойдём? — он осторожно коснулся моей руки, и я сама торопливо обхватила его ладонь и сжала, не находя слов, чтобы описать свою благодарность и радость. Уже! Несмотря на то, что мы только минуту назад приехали, а планы Максима на вечер вряд ли ограничивались недолгим нахождением среди человеческого муравейника Москвы-Сити.

В первые мгновения восторга я как-то упустила из виду огромное количество снующих рядом людей, с тут и там торчащими из-под зимних курток полами пиджаков и модными чёрными оправами очков, повторяющимися на всех встречающихся нам лицах. Лавировать среди них было не так-то просто, но Иванов и с этой задачей справлялся мастерски, не забывая тащить меня за собой и оглядываться на каждый седьмой шаг, посылая мне улыбку.

— Я знаю, что это уже не оригинально, зато сейчас ты точно знаешь, что мы на свидании, — невнятно бормотал он мне на ухо, пока лифт поднимал нас на высоту восемьдесят девятого этажа в одной из стеклянных башен. Интрига сохранялась не так уж долго, а жаль: если бы не развешанные вдоль стен у самого лифта фотографии с обзорной площадки, я бы до последнего ни за что не догадалась, куда именно мы направляемся.

И, вопреки его сомнениям, это было оригинально, интересно и, что уж греха таить, вместе с ним я бы всё равно хоть к чёрту на кулички отправилась. Поэтому я прервала его очень бесцеремонно: встала на цыпочки, схватилась за края уже расстёгнутой куртки и притянула к себе, впиваясь поцелуем в продолжавший что-то говорить рот.

И вообще, постоянно тушеваться, смущаться и что-то лепетать — моя роль! И я очень хотела получить обратно своего любимого, невыносимо самоуверенного Иванова.

— Максим, как же я… — уже начала шептать я, но резко осеклась.

Кто бы мог подумать, что лифт может подниматься на восемьдесят девятый этаж примерно столько же по времени, сколько у нас в доме ползёт на четвёртый. Хотя, оно и к лучшему — кабинка дёрнулась и остановилась, двери разъехались в стороны, выпуская нас вместе с другими посетителями, а я сохранила при себе внезапный порыв, которого теперь очень сильно боялась и стеснялась.

Кажется, он не заметил. Или заметил, всё понял, но специально не стал переспрашивать и снова поднимать эту тему?

Ведь я почти сказала ему! Почти вырвала из глубины собственного трепещущего сердца ставшее личным помешательством «как же сильно я тебя люблю».

— Теперь ты точно показал мне всю Москву, — тихо заметила я, замерев истуканом сразу же напротив входа, у огромного панорамного стекла, заменявшего стену. Руки стоящего позади Максима бережно обняли меня за талию, а пальцы легонько поглаживали живот, и сквозь тонкую форменную блузку, надетую под курткой, эти прикосновения ощущались очень ярко и чувственно. Казалось, даже колотящееся на разрыв сердце рухнуло вниз, туда, ближе к нему, прямиком под тепло его нежных ладоней.

— Самое время сказать, что потом я покажу тебе весь мир? — шепнул он, звонко чмокнув меня в макушку.

— Нет-нет, это даже для роли отчаянного романтика уже перебор.

— Ох, Полли. Оказывается, прагматизм и цинизм — это скорее про тебя, а не меня, — хмыкнул Иванов и затаился надёжной опорой за моей спиной, позволяя мне молча наслаждаться открывающимся зрелищем.

Маленький, крошечный, совсем игрушечный город. Не он над нами, а мы — над ним. И глядя на разноцветные Лего-квадратики крыш и светящиеся ниточки дорог, чувствуя на своём теле ласковые поглаживания и еле ощутимые поцелуи, я испытывала нежность. Такую сильную, рвущуюся наружу сгустком тепла, способного укутать собой всю столицу, растопить снег и лёд, обогреть каждый мизерный клочок земли.

Только прогулкой по смотровой площадке планы Максима не ограничивались, и спустя полчаса он уже уверенно подталкивал меня к столику расположенного там же кафе. Ну, кафе — это данная им характеристика, потому как по мне это больше напоминало небольшой ресторан: изысканная велюровая обивка у стульев в винном и небесно-голубом цветах, чопорные официанты в классической чёрно-белой форме, живая музыка в дальнем углу и всё тот же потрясающий вид на ночной мегаполис за окном, от которого захватывало дух.

А ещё явно неправильно проставленные запятые в указанных в меню ценах. Потому что еда просто не могла столько стоить.

— Кхе-кхе, — видимо, без всяких слов верно истолковав выражение моего лица, Иванов картинно положил на столик прямо между нами свой телефон, незамысловато напоминая о данной ему перед поездкой клятве. — К сожалению, Поль, здесь ещё не открыли Макдональдс, так что других вариантов поужинать нет. Но когда это случится, я клянусь, мы обязательно сюда вернёмся и побалуем себя картошечкой фри на высоте птичьего полёта.

— Даже лет через двадцать? — сама не зная зачем, ляпнула я, тут же нервно закусив губу. Но его этот вопрос ничуть не смутил, скорее рассмешил и заставил ощутимо расслабиться и широко мне улыбнуться.

— Особенно лет через двадцать. Отец успеет окольцевать ещё парочку своих секретарш, неудачно развестись с каждой из них и окончательно обеднеет. И тогда наши свидания будут проходить на скамейке в парке, с одним на двоих маковым рулетом и бутылкой молока.

— Ты будешь удивлён, но…

— Да я уже по твоим загоревшимся глазам вижу, что ты в восторге от такой перспективы, — покачал головой Максим, но, вопреки его укоризненному тону, на губах красовалась задорная улыбка. — Будет тебе скамейка, пусть только потеплеет для начала.

— И маковый рулетик?

— Ну, пока папочка меня содержит, купим даже два.

— Ты говоришь об этом так… так… — я замялась, пытаясь подобрать правильную формулировку, потом отвлеклась на подошедшего к нам дотошного официанта, дважды утончившего заказ и настойчиво советовавшего попробовать что-нибудь ещё, и когда мы с Ивановым наконец снова остались наедине, меня терзали сомнения, стоит ли вообще начинать разговор на эту тему.

— Я говорю как есть, Полли. Меня полностью содержит отец. Если бы я из-за каких-нибудь своих принципов отказался, то содержала бы мать, и это было бы намного проще: как ты могла заметить, ей плевать на нас, а значит, было бы плевать и на наши расходы. А так эта карта, — он потряс в воздухе своим телефоном, — формально принадлежит отцу, и он дотошно отслеживает совершаемые по ней траты.

— И тебя это устраивает?

— Откровенно говоря, это даже приятно — когда он звонит с вопросами по какой-нибудь странной или очень крупной покупке. Это даёт ложное ощущение, что в целом ему ещё есть до меня дело, — его пальцы по инерции метнулись в волосы, а взгляд медленно опустился вниз, уперевшись в поверхность стола. Словно он чувствовал себя виноватым и в поведении собственных родителей, и в естественном и нормальном для каждого ребёнка желании любым путём выхватить хоть немного заботы и участия.