Книга Попугаи с площади Ареццо - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Однако разделение по имущественному признаку сохранялось и тут: в одном уголке веселились владельцы особняков, а в другом — обитатели многоквартирных домов. Богатые чокались с богатыми, люди попроще — с людьми попроще, молодежь — с молодежью. Деление на общественные классы, возрастные группы и группы по интересам сохранялось и в сквере.

Кто-то сбивался в стайки, например Квентин общался со своими приятелями, Альбана — со своими подружками, как повелось с детства, но при этом все втайне надеялись, что эти группки потом перемешаются. Кто-то оставался вдвоем, как припавшие друг к другу Виктор и Оксана. Кто-то искал уединения — так, Батист, Жозефина и Изабель смеялись взахлеб вокруг бутылочки бургундского и сплетались в один клубок, так что со спины было непонятно, кто кого обнимает. Может, они просто пытались увильнуть от общения с Фаустиной и Патриком Бретон-Молиньоном, которые бродили неподалеку и ждали, пока не подвернется предлог, чтобы к ним присоединиться. Гибель Захария Бидермана изменила привычки Розы: в прежние годы она по такому случаю присылала в сквер ящик шампанского, к которому прилагалась записка, объясняющая, что она, к сожалению, не сможет прийти; сегодня же она присоединилась к соседям, и с ней была Диана, которая познакомила ее со своим мужем Жан-Ноэлем.

Ева болтала с Людо и Клодиной, они устроились рядышком на раскладной скамье и не только делили одно сиденье, но и передавали друг другу косячок с травой. А расположившийся поодаль, в обществе своей жены Одиль, Филипп Дантремон взирал на них с неодобрением и завистью. В конце центральной аллеи Франсуа-Максим де Кувиньи играл в петанк со своими детьми, и к ним присоединились Патрисия с Ипполитом. Вим спустился пообщаться только на минутку, торопливый, словоохотливый, и раз двадцать извинился, что должен уйти, зато оставил вместо себя в качестве посланницы улыбающуюся Мег с несколькими плитками шоколада, которым она угощала всех желающих, не забывая отведать его и сама. Том и Натан решили порадовать собравшихся и организовали барбекю: Марселла получила от Натана поджаристую колбаску мергез, а передавая ей тарелку, он заметил: «Сосиска — это же по моей части». И Марселла, уже хорошенько напробовавшаяся пунша, со слезами на глазах думала, как же им в этом году не хватает мадемуазель Бовер, хотя ей, конечно, повезло, что она может жить со своим Обамой в Вашингтоне.

Незадолго до того сенсацию произвело появление Ксавьеры и Ориона. Ко всеобщему удивлению, они гордо, царственной походкой прошествовали через площадь: Ксавьера, в платье для беременных, величественно несла перед собой огромный живот, а ее муж вился вокруг нее, словно муха. Казалось, они поставили себе цель заново объяснить миру, в чем смысл материнства. Произведя желаемое впечатление на собравшихся, Ксавьера сделала вид, что ей нехорошо, и они вернулись к себе.

А в стороне, на скамейке, тихонько разговаривали карлик Жермен и Изис, девочка с фиалковыми глазами.

— Зачем ты попросила меня отнести это письмо Патрисии?

— Ты видел, как оно сработало? Благодаря ему папа и Патрисия снова вместе.

— А что там было, в этом письме?

— Часть моего романа.

— Какого романа?

— Который я сочиняю.

— Правда? И много ты уже сочинила? Никогда не замечал, что ты что-то пишешь. А в какой тетради?

— Я пишу его не в тетради!

— А где же тогда?

Она обвела рукой мир вокруг, фасады домов, празднующих людей, а потом добавила:

— На самом деле я его не пишу. Я просто придумала начало. А потом решила остановиться, потому что испугалась.

— Чего же?

— Персонажей. Они делают не то, чего я ожидала. Поступают по-своему. Они странные. Я их не понимаю.

— Почему?

— Они получают признание в любви, но это их не радует. И все реагируют по-разному.

Изис подняла голову и посмотрела на разноцветных попугаев. Она вздохнула:

— Жалко, я ведь просто хотела, чтобы они были счастливы.

— А кто тебе сказал, что это не так? Может, счастье для них — не то же самое, что для тебя? Я думаю, счастье может быть разным, ведь люди же все разные.

Он торжественно поднялся, словно акробат, который собирается исполнить цирковой номер:

— Смотри!

Карлик Жермен повернулся к Изис, привстал на цыпочки и осторожно поцеловал ее в лоб.

А потом величественно взмахнул рукой:

— Теперь ты!

Изис весело соскочила со скамейки и чмокнула Жермена в самую середину лба.

Он продолжал:

— Мы ведь сделали одно и то же, правда?

— Ну да.

— Это был один и тот же поцелуй?

— Ну да.

— Но он значит разное для тебя и для меня.

— Конечно, ты это придумал, а я просто согласилась.

— Дело не только в этом. Вот тебе какой поцелуй больше понравился: когда целовала ты или когда целовали тебя?

— Первый, когда целовали меня. Я удивилась, поцелуй был ласковый, и мне было щекотно. А тебе что больше понравилось?

— Мне тоже первый, но не из-за этого. Мне поцеловать тебя приятней, чем самому получить поцелуй, — из-за того, как я выгляжу, из-за всей моей истории… Теперь ты понимаешь, почему все так сложно с твоим романом о любви? Что бы там ни казалось со стороны, одни и те же поступки люди воспринимают по-разному и делают из них разные выводы.

Изис серьезно кивнула, схватила сумку, вытащила оттуда несколько листков желтой бумаги, скомкала и выбросила в урну рядом со скамейкой.

— Что это ты делаешь? — удивился Жермен.

— Покончила со своим романом.

Книги Э.-Э. Шмитта

Распутник. Секта эгоистов

Евангелие от Пилата

Доля другого

Как я был произведением искусства

Улисс из Багдада

Женщина в зеркале

Попугаи с площади Ареццо

Любовный эликсир

Любовный яд

Оскар и Розовая Дама

Мсье Ибрагим и цветы Корана

Дети Ноя

Борец сумо, который никак не мог потолстеть

Десять детей, которых не было у госпожи Минг

Одетта. Восемь историй о любви

Мечтательница из Остенде

Концерт «Памяти ангела»

Два господина из Брюсселя

Кики ван Бетховен

Театр

Задняя обложка

Эрик-Эмманюэль Шмитт — мировая знаменитость, это один из самых читаемых и играемых на сцене французских авторов. Маленький шедевр «Оскар и Розовая Дама», переведенный на без малого полсотни языков, прославил его имя.