Книга Ответ империи - Олег Измеров

– Так, вот сейчас диск кончается – и идемте чай пить.

«Рог изобилия» оказался бисквитным и был пропитан коньячным сиропом и прослоен добротным масляным кремом, в котором тоже чувствовался вкус хорошего коньяка. В сущности, все, что порождает у человека чувство комфорта и собственного достоинства, придумано в прошлом веке, который здесь еще не кончился, подумал Виктор.

– Это просто прелесть! А я обычно все на праздники «Брянский» выбирала.

– Который с орехами? Я просто не знал, что вы любите с орехами.

– Нет, это скорее привычка. Помните, когда-то все за «Брянским» гонялись? Вы для меня открыли обалденную вещь. Так, совсем забыла. Пару секунд!

Она выскочила за дверь и тут же вернулась с кассетой, которую скормила двойке. Плотоядно замурлыкав, агрегат выдал титры.

– «Тень от луны». Детектив. Абдулов снимается и молодые – Невская, Порошина, Шакунов…

– Про шпионов?

– Видеть не могу шпионских. Это психологический, в духе Уилки Коллинза. Содержания рассказывать не буду, а то неинтересно смотреть.

Дверь приоткрылась, и в дверь из гостиной протиснулась кошка. С минуту она ходила по кухне кругами, словно раздумывая, затем вскочила на свободный стул и стала на задние лапы, опершись передними на край стола, и с любопытством принюхалась.

– Люси, на стол нельзя, – строго погрозила ей Вероника. Пристыженная кошка спрыгнула со стула и полезла греться на экран, прикрывавший батарей; она вытянулась во весь рост, чуть свесив длинные лапы и придерживаясь ими, чтобы, задремав, не упасть.

– Умная, – заметил Виктор.

– Еще какая! Что говоришь, она сразу все понимает, только сказать не может.

…За окном горел разноцветный витраж из квадратиков окон домов микрорайона, и низкие, ползущие над самыми крышами облака фосфоресцировали коричневато-желтым сиянием, подсвеченные уличными фонарями. Холодные капли ночного дождя медленно стекали по стеклопакетам. Виктор протирал тарелки, которые Вероника доставала из моечной машины, и в голове его вертелись строки старой песни про дождь, который идет днем и ночью… Типовая программа светского вечера вдвоем была исчерпана.

– Прости, я наверное, засиделся, – сказал Виктор, когда на кухне был восстановлен первозданный порядок, – уже одиннадцать, тебе завтра тоже на работу…

Вероника подошла к окну и, присев на подоконник, посмотрела в пространство ночи, пронизанное у фонарей мелкими черточками небесной воды.

– У-у… Слушай, куда ты пойдешь в такой дождь?

– Это мелкий дождь, и у меня зонтик.

– Не надо. Самое простудное время. Значит, так: я стелю тебе на диване, выспишься, а утром сразу отсюда на работу.

– Подожди, ну как это… Неудобно.

– Ну что неудобно, квартира пустая, а ты куда-то в общежитие попрешься.

– Там не общежитие, там комплекс.

– Ну что комплекс, ради этого по дождю топать? Не спорь с женщиной.

– Не знаю, как-то это…

– Что как-то?

– Ну… ну, не знаю… дочь, кстати, против не будет?

– Ага, против. Она у меня каждый вечер по домолинии стучит: «Мама, заведи себе какого-нибудь знакомого, пока я на учебе». А ты ж не какой-нибудь знакомый.

– Ничего, что мы мало знаем друг друга?

– Мы же не на улице познакомились. Ну подойди сюда, посмотри.

Виктор подошел к окну; Вероника отодвинула тюль и кивнула на сползавшие вниз по стеклам полоски дождя.

– Ты думаешь, что я могу погнать человека в такую промозглую ночь? Или тебя что-то смущает? Честно?

– Да ничего не смущает. Просто то, что ты не боишься оставить дома мужчину, которого знаешь два дня, – необычно как-то. Или я слишком отстал от жизни в Союзе?

Вероника подняла правую руку и положила на плечо Виктору; ее лицо приблизилось, и он вновь почувствовал, словно ветер из полуденной дубравы, аромат «Офелии». Вероника взглянула в его глаза, ее губы сложились в чуть грустную улыбку, и она тихо произнесла:

– Но я же знаю, что ты не квартирный вор, не маньяк, не аферист. Просто нормальный человек, затерявшийся в новом мире. Чем ты можешь меня напугать?

– Ну… ну, хотя бы…

– Вот видишь. Помоги мне слезть.

Она подала Виктору левую руку, лица их сблизились, и тут Виктор, неожиданно для себя самого, обнял Веронику за талию и припал к ее губам; Вероника растерянно застонала, не прилагая усилий к сопротивлению.

– Ты что… ты что делаешь? – воскликнула она, пытаясь сердиться, когда Виктор дал ей возможность перевести дух.

– Ты же сама спросила – чем могу напугать.

– Да? – Ее брови взметнулись вверх, и она рассмеялась. – Так это ты меня хотел напугать? Ты думал, что этого я испугаюсь? Что я… что я могу потерять самообладание?

– Ну, если не потеряешь… – И он вновь поцеловал ее в губы, сильно прижав к себе; дыхание Вероники участилось, в какое-то мгновение она оторвалась от него, и с ее губ слетело полушепотом: «Нет… не надо», – но ее тут же саму неудержимо повлекло навстречу, ее руки сжали плечи Виктора, и она закрыла глаза.

– …Погоди… ну не на окне же…

Глава 23

В окопах бремени

– …Слушай, а где мое платье? Ты не видел?

– Что случилось?.. – сонно пробормотал Виктор, не отрываясь от подушки, не открывая глаз и чувствуя, что Вероникина ладонь коснулась его лопаток.

– Не знаю, где платье. Его надо аккуратно повесить, а то сомнется.

– Оно на стуле висит, – ответил Виктор, зевая. – Аккуратно. Ты сама вешала.

– На каком? Я не вижу.

– В гостиной. Возле дивана…

– Ах да, диван, – вспомнила Вероника, улыбнувшись чему-то своему, внутреннему. – Диван – это было так давно… Столько событий после этого.

– Архитекторы оказались правы.

– В чем?

– При этом совершенно неважна высота потолка.

– Я заметила… А знаешь, когда мне вчера звонила Светлана насчет тебя, она просила за тобой присмотреть. Сказала, что после гипнопедии тебя может потянуть на приключения. Собственно, она права. Тебя здорово потянуло.

– А тебя? И после этого в США находятся люди, которые думают, что в СССР нет секса.

– В США секс есть. У них нет потенции.

Вероника повернулась набок, античные изгибы ее тела подчеркивали складки сброшенного одеяла; она казалась плывущей по упругому морю теряющейся в полутьме кровати.

– А ты все-таки очень неожиданный.

– Так я же предупреждал.

– С чего ты взял, что я должна бояться этого?

– Да, в самом деле, – философски заметил Виктор. – Просто однажды приходит день, когда ты понимаешь, что ты такая же, как все. Что нас абсолютное, подавляющее большинство на планете. Нас миллиарды. Нас целых семь миллиардов…