Книга Творения. Книга третья - Святитель, митрополит Московский Иннокентий

прекратился потоп и не высохла вода, которая покрывала все горы и возвышалась даже до облаков столько, что хвост и крылья у самого Эля были в воде. По совершенном прекращении потопа, Ель начал опускаться на землю с легкостью пера, и опускаясь думал: «Ах, как бы мне упасть на хорошее место»; и упал там, где заходит солнце. И упал не прямо на землю, но в море, на морскую капусту (киш), с которой перевез его морской бобр. Но стахинцы говорят, что он упал на Шарлотские острова, и здесь он, набравши в нос щепок дерева чаги[171], полетел по прочим островам, и где он бросил щепки чаги, там и родится это дерево; а где не бросил, там и нет его.

После сего начинаются похождения Эля в сем свете и его дела в нем. История всех похождений его чрезвычайно обильна происшествиями и чудесами, так что (как сказал один колоша) один человек не может знать их все.

По падении своем на землю, после потопа, Эль, по рассказам ситхинцев, пошел к востоку и, в одном месте найдя мертвых мальчиков, оживил их щекотанием в носу волосом, который он вырвал у одной какой-то женщины; в другом месте он, поссорив чайку с цаплей, посредством этого достал сак рыбу[172] которой потом дал ему какой-то старик, обладатель сика, целый бат и подарил ему бат и проч. Но из всех его похождений и дел весьма замечательно то, как он достал свет.

В то время, когда происходили вышесказанный чудеса, свету все еще не было на земле; но он был у одного богатого и сильного тоэна в трех ящичках, которые он хранил очень тщательно и никому не дозволял даже дотрагиваться до них. Эль, узнав это, непременно захотел достать свет и достал.

У этого тоэна была единственная дочь, девица, которую он любил чрезвычайно, лелеял и берег как глаз, до того, что не позволял ей ни пить, ни есть без того, чтобы не осмотреть прежде тщательно пищу и питье ее. Достать от тоэна свет можно было не иначе как быть внуком его; и Эль принял намерение родиться от его дочери; и исполнить это намерение для него было нетрудно; потому что он имел способность оборачиваться всем, чем он хотел, т. е. птицею и рыбою и травочкой, и проч. (Но вид ворона он принимал чаще всех). И потому он, однажды обернувшись самою малейшею травочкою, прильнул к краю чашки, из которой обыкновенно пила дочь тоэна; и когда она, по обыкновенном осмотре всех приставленных к ней, начала пить из этой посуды, то Эль тотчас проскочил ей в горло; и как он ни был мал в травиночке, девица тотчас почувствовала, что она что-то проглотила; и как ни старалась извергнуть вон выпитое, но ни как не могла. Следствием этого было то, что она сделалась беременною. И когда пришло время родить ей, то отец приказал подослать под нее бобров и разных товаров; но беременная не могла разрешиться, несмотря ни на какие старания отца и всех прислуживающих. Наконец какая-то предревняя старуха повела ее в лес, и приготовя под лесиною постель из обыкновенного моху, положила ее на ней; и лишь только она легла на мох, тотчас и разрешилась от бремени сыном.

Никто не знал, что новорожденное дитя был Эль; дедушка чрезвычайно обрадовался рождению внука и полюбил его, кажется, еще больше дочери своей. Когда Эль начал понимать, то он однажды чрезвычайно расплакался так, что никто и ничем не мог утешить его; что ни дадут ему, он все бросает и кричит сильнее прежнего, и рукою своею показывает на то место где висели три ящика с небесными светилами. Но дать их было невозможно без особенного позволения дедушки. Но наконец дедушка вынужден был позволить дать ему один из ящичков. И когда дали Элю ящичек, он тотчас утешился, сделался весел и начал играть ящичком, не выпуская из рук, и таким образом он, играя ящичком, вытащил его на двор; продолжая играть им и видя, что за ним не так строго смотрят, вдруг открыл крышку ящичка, и — тотчас явились звезды на небе; а ящик опустел. Дедушка, узнавши это, пожалел о потере своего сокровища, но внука не бранил; этою же хитростью достал Эль и другой ящик, в коем хранилась луна, Наконец ему хотелось достать и последний — самый драгоценный ящик с солнцем; и Эль употребил ту же хитрость. Но дедушка никак не хотел исполнить желания своего внука, но Эль не переставал кричать и плакать, и перестал пить и есть, и наконец сделался от того нездоров. Дедушка сжалился над ним и велел дать ему и последний ящичек и приказал строго смотреть за ним, чтобы он отнюдь не открывал его. Но Эль, лишь только вышел на двор, тотчас обернулся вороном, а, по словам других (кукхана), он сделался вдруг взрослым мужчиною и исчез вместе с ящичком, и явился на земле своей[173]. В одном месте, Эль, проходя, слышит человеческие голоса, но никого не видит; потому что солнца еще не было. Эль спрашивает их: кто вы такие; и хотите ли вы, чтобы у вас было светло? Ему отвечают, что он обманывает их, и что он не Эль, который один только может сделать свет. Эль, чтобы уверить неверующих, открывает, крышку ящика, и тотчас на небе является солнце во всем своем блеске. Но найденные им люди разбежались в разные стороны: кто в горы, кто в лес, кто в воду, и оттого сделались зверями, птицами и рыбами, смотря по тому, кто куда убежал.

Огня также не было на земле; но он был среди моря на каком то острове. И Эль полетел туда в шкуре своей сороки. Отыскал остров, взял головешку в нос птичий и полетел со всею быстротою птицы, но путь был так далек, что пока он летел на землю, взятая им головешка догорела, и с нею сгорело половина его носа. И лишь только Эль достиг берега, тотчас бросил уголь на землю, и посыпавшиеся искры попали в камни и в дерево. И оттого ныне находится в них огонь.

Воды пресной, на островах и на материке, также не было до Эля, но она была на одном небольшом острове (слово на местном наречии) лежащем недалеко от мыса омуни, (восточный мыс острова Ситхи, по-колошенски (слово на местном наречии)), в небольшом колодце, на котором лежал бессменный вечный страж (слово на местном