Книга Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков

Николай Дамасский, также не чуравшийся отведать молодого вина, быстро захмелел и без умолку тараторил о том, какими образованными людьми станут Александр и Аристовул, получив образование в Риме. Перескакивая с пятое на десятое, он тут же принимался расхваливать Ирода за то, что тот, чествуя провозглашение Октавия императором Августом, подарил ему четыреста галлов в качестве телохранителей, и не уставал восхищаться Цезарем, который, став во главе огромной державы, принесет миру счастье и благоденствие. Ирод тоже находился под впечатлением от всего произошедшего в Риме, но мысли его были далеки от того, о чем разглагольствовал ученый сириец: он размышлял о власти, которая даруется человеку свыше, выделяя одного из числа бесчисленного множества прочих смертных.

Почему, спрашивал себя Ирод, Предвечный отказался от Своей власти над людьми, предоставив эту власть земным царям? Ведь понимал же Он, что, отказавшись от Него, люди тем самым отвергли Предвечного, отказав Ему в праве царствовать над ними. Хотел испытать их? Или напугать? Пригрозил же он людям: «Вот какие будут права царя, который будет властвовать над вами: сыновей ваших он возьмет, и приставит к колесницам своим, и сделает всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его; и поставит их у себя тысяченачальниками и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб его, и делали воинское оружие и колесничный прибор его. И дочерей ваших возьмет, чтоб они составляли масти [350], варили кушанья и пекли хлебы. И поля ваши и виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмет и отдаст слугам своим. И от посевов ваших и из виноградных садов ваших возьмет десятую часть, и отдаст их евнухам своим и слугам своим. И рабов ваших, и рабынь ваших, и юношей ваших лучших, и ослов ваших возьмет, и употребит на свои дела. От мелкого скота вашего возьмет десятую часть; и сами вы будете ему рабами. И восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе, и не будет Господь отвечать вам тогда» [351]. Но никакие угрозы не подействовали на людей, и сказали они: «Нет, пусть царь будет над нами; и мы будем, как прочие народы: будет судить нас царь наш, и ходить пред нами [352], и вести войны наши» [353].

Ирод знал историю, как знал он и то, что прежде, чем евреи потребовали себе царя, монархия была уже у шумеров и египтян, как появилась она позже у других народов. Эти народы судили свои цари, народы поклонялись им и почитали их за богов. Может, так и было задумано Предвечным? Может, Он и придумал царей для того, чтобы государства, управляемые ими, были упорядочены, подобно тому, как упорядочен космос [354], и чтобы народы, населяющие землю, были послушны их воле ради собственного благоденствия, ради примирения противоположностей, достижения единства в многообразии?

Ирод и сам был сторонником монархического устройства государства, никогда не задумывался над вопросом, чем такая форма правления лучше других форм, просто верил, что как старшинство в семье принадлежит мужу и отцу, так и в государстве власть должна принадлежать одному человеку – царю. Однако легкость, с какой республиканец Октавий превратился в императора Августа, смутила его: он понимал, что Августа могло и не быть, если бы не ловкость, с какой Валерий Мессала использовал его, Ирода, женщин, а затем и часть сенаторов, которые были подкуплены щедрыми денежными подарками. Было в этом что-то противоестественное, что-то искусственное, к чему ни Предвечный, в которого верил Ирод, ни боги, в которых верили Октавий и римляне, не были причастны. Это-то и побудило Ирода впервые задуматься над вопросом о природе власти, над тем, ради каких высших целей немногие подчиняют своей воле многих и убеждением или насилием добиваются их послушания.

Ответы на эти вопросы Ирод мог почерпнуть отчасти из книг Платона «Государство», или, как называл свой труд сам Платон, «О справедливости», поскольку понятия государствои справедливостьбыли для него синонимами. Но что такое справедливость? Цари, подобно богам, заслуживают поклонения и почестей, а лучших почестей удостаиваются те, кто богат. Стало быть, цари, желающие, чтобы их почитали, как богов, должны быть самыми богатыми из всех смертных. Разве не к этому стремился царь Фригии Мидас, за что Аполлон наделил его ослиными ушами? Уверовав во всесилие богатства, Мидас потребовал у Диониса, чтобы все, к чему они ни прикасался, превращалось в золото. Дионис выполнил его требование, и с тех пор даже пища и вода, к которым прикасался Мидас, стали превращаться в золото, так что царю угрожала смерть от голода и жажды. Стало быть, богатство не имеет ничего общего с тем, что уравнивает царей с богами? Это понял уже Соломон, сделавшись самым богатым из всех смертных и добившись положения, при котором он не отказывал себе ни в чем и не возбранял сердцу своему никакого веселья. А что в итоге? Оглядел Соломон все, что стало принадлежать одному ему, и пришел к выводу: «Все – суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!» Стало быть, богатство вовсе не то, что подразумевал Платон под справедливостью или, что то же самое, государством, управляемом царями?

Ирод оказался мудрее своих предшественников: он не задумываясь истратил все свои богатства на помощь своему и соседним народам, когда на них навалился голод, и спустил все свое состояние на возведение дворцов, храмов и целых городов в Иудее и сопредельных с нею государствах. Стал ли после этого Ирод если не в глазах людей, то хотя бы в собственных глазах справедливым? Подумав, Ирод ответил: нет. Он просто сделал то, что обязан был сделать любой царь, желающий, чтобы его почитал зависимый от его воли народ. Тогда, может быть, справедливость суть праведность? Сказал ведь Предвечный, назначая евреям судей: «Судите справедливо» [355], и евреи послушались слова Его, и во все время судей «каждый делал то, что ему казалось справедливым» [356]. Однако делать то, что кажется справедливым, и справедливость в том значении слова, которое вкладывал в него Предвечный, не одно и то же. Что же помешало евреям, почитающим себя за Богоизбранный народ, поступать по справедливости, зачем понадобилось требовать поставить над собой царя, как у других народов, и признавать уже не Божий, а царский суд над собой? Священное писание не дает ответа на этот вопрос, а вот Платон – дает: только государство в состоянии противостоять несправедливости, ибо если дать волю справедливому и несправедливому, оба они станут вести себя несправедливо, поскольку быть справедливым тяжело и обременительно, а несправедливым – легко и приятно. При этом за несправедливым – и в этом, как пишет Платон, состоит величайшая несправедливость – закрепляется слава величайшей справедливости, поскольку человек, ее олицетворяющий, пойдет на все, чтобы добиться этой славы, а человек, стремящийся к справедливости, лишается всего, в том числе славы быть признанным справедливым. Соблюдая поддельную справедливость, продолжает Платон, легко обмануть не только людей, но и богов, а потому нужно определить воздействие справедливости как таковой на душу человека, и независимо от того, как это оценят люди и боги, показать всем, что справедливость – единственное благо, а несправедливость – худшее из зол.