Книга Соль земли - Георгий Марков

«Вот тебе и «сладостная Мариша»! («Сладостной Маришей» когда-то, давным-давно, называл её отец.) Она прямая, мужественная женщина», – думал Максим.

Порадовала его и новая позиция Притаёжного райкома. Райком в сильных выражениях осуждал своё прежнее поведение в деле Краюхина. «Ни первый секретарь тов. Строгов А.М., ни бюро райкома не поняли всей серьёзности намерений члена партии Краюхина А.К. Комиссия райкома, её председатель тов. Пуговкин отнеслись к делу Краюхина предвзято и подтолкнули своими выводами бюро райкома на ошибочное решение. Бюро райкома отменяет своё решение об исключении тов. Краюхина А.К. из рядов партии как грубо неправильное и заявляет, что люди, подобные тов. Краюхину, достойны не осуждения, а всяческой поддержки со стороны районной партийной организации».

В таких же энергичных выражениях Притаёжный райком высказывался о помощи Улуюльской экспедиции.

Но о положении экспедиции, о её нуждах проще и прямее всех написала мужу Анастасия Фёдоровна, с обычной для неё искренней непосредственностью:

«Максим! Шлю тебе, родной, тысячи поцелуев. Как ты там живёшь один? Почаще бывай с ребятишками, чтоб не росла безотцовщиной. Не забывай меня, одинокую, горемычную.

Работаю на Синем озере. Обнаружила ещё три источника. Анализы воды и грязи произвожу языком, на вкус.

Был как-то Михаил Семёныч Лисицын, обещал приручить сороку, которая будет летать в Высокоярск с пробами в лабораторию.

Мариша мечется с места на место на попутных подводах и рыбацких лодках. Сам посуди: штаб в Мареевке, одна группа на Синем озере, вторая на Тунгусском холме, третья в Заболотной тайге. Попробуй поруководи! Ваш этот знаменитый институт – шарашкина контора, столкнули человека в омут с цепями на ногах, а для спасения соломинку бросают в виде циркулярных распоряжений. Ты бы им хоть мозги немножко прочистил. Особенно этому балбесу Водомерову.

Я здорова и даже весела, но так мне без тебя тошно, что, если б не Мариша, да не певунья мареевская Уля, да не клятва перед собой открыть курорт для улуюльских лесорубов и охотников, явилась бы пред твои ясные очи…»

Максим перечитал письмо жены; тихая ласковая улыбки тронула его губы. Бывает в жизни так: живёт человек на твоих глазах год-два, что-то делает, что-то говорит, а попробуй по его поступкам и словам составить о нём представление – и ничего не получится. Будто бы он такой и в то же время не такой. Одним словом, ни то ни сё. И вот Анастасия Фёдоровна, жена его Настенька… В этой краткой записке вся она, со своей манерой вечно спешить, рассуждать резко, с грубоватым юморком, со своим беспокойным сердцем, которое способно легко приобретать привязанности, но совершенно не способно терять их. Даже незнакомый человек, никогда не видевший её в глаза, мог бы много верного сказать о ней, прочитав эти строчки. Ах, чёрт возьми, как неуютно и тоскливо без жены, которую любишь больше, глубже, многообразнее, чем любил когда-то в юности, и которую сам, по собственному настоянию отправил в тайгу, к чёрту на кулички!..

Максим провёл несколько дней в раздумьях. С тех пор как в один из весенних вечеров он неожиданно попал на заседание бюро Притаёжного райкома, обсуждавшего проступки Алексея Краюхина, он понял, что Улуюлье входит в его жизнь прочно и надолго.

Своими усилиями весной и летом он немало содействовал всему, что происходило вокруг Улуюлья. И теперь многое зависело от него.

Андрей Зотов мог бы стать его сильным союзником, но его приезд снова отодвигался ввиду каких-то более срочных дел, возникших в напряжённой жизни Госплана.

И тут-то Максим подумал о Великанове: «Вот кто мог бы помочь двинуть всё дело вперёд! Только захочет ли он это сделать?»

2

Встречу Максима с Великановым ускорила телеграмма Марины. Сестра телеграфировала: «Софья Великанова закончила обследование краюхинской ямы на южном склоне Тунгусского холма. По её заключению, яма хранит следы древней стоянки и признаки современной кузницы, вероятно, какого-то тунгусского рода. Оба факта заставляют думать, что железо добывалось в Улуюлье».

Максим немедленно позвонил Великанову.

– Здравствуйте, Захар Николаевич! Говорит спаситель вашего пледа и трости…

Великанов узнал Максима и ответил тоже шуткой:

– О, приветствую вас, грозный покоритель груздей, волнушек, маслят и прочая и прочая…

Они сговорились встретиться вечером дома у Великанова.

…Великанов столкнулся с Максимом у ворот. Он недавно приехал из института и, как у него было заведено, совершал вечернюю прогулку.

– А я уже начал беспокоиться, появитесь ли вы? Кругом тучи, дождик скоро начнётся, – пожимая руку Максиму, оживлённо говорил Великанов.

– Дождь меня не остановил бы. И как можно не прийти, раз дано слово? – сказал Максим, про себя подумав: «Кажется, зря на него наговаривают, он общительный человек. А может быть, он из породы тех людей, которые только на службе неуживчивы?»

– А я вот гуляю, дышу речным воздухом… Благодать! – Великанов взмахнул руками, трость его описала полукруг, сбила несколько листиков с ближних веток. Трепыхаясь, как пёстрые весенние бабочки, листья плавно легли на дорожку, посыпанную желтоватым песком.

– В самом деле благодать! – воскликнул Максим и с шумом втянул в себя воздух.

– Наголодались за день в душном кабинете, Максим Матвеич, – смеялся Великанов довольным, воркующим смехом. Он был рад, что его усадьба поправилась гостю. – А всё-таки, пожалуй, нам пора в дом, – произнёс Великанов.

– У вас нет времени?

– Я совершенно свободен, а вы? Вероятно, вечером куда-нибудь помчитесь на заседание?

– Ну уж нет! Отсюда меня калачами на заседание не заманишь. Готов пробыть с вами, Захар Николаевич, хоть до полуночи.

– Вот и чудесно! В таком случае пошли на берег. Там воздух ещё свежее.

Поскрипывая песком, они медленно вышли на берег.

Река пестрела от сновавших по ней пароходов, катеров и лодок. Несмотря на то что собирался дождь, берега были усыпаны купальщиками и рыбаками. Неподалёку от усадьбы Великанова дымился костёр, и ветерок приносил оттуда запах смолы. Максим разглядел, что люди, суетившиеся у костра, конопатили с помощью пакли и разогретого вара большую тёсовую лодку.

Смолевой запах напомнил Максиму детство, сборы в тайгу – на шишкобой, и он мысленно перенёсся в Улуюлье, к жене. «Ах, как одиноко без тебя и как бы хорошо пожить в тайге нам вместе!» – промелькнуло у него в мыслях.

Запах смолы пробудил новые чувства и у Великанова.

– Чуете, Максим Матвеич, тайгой пахнет! Поманило в экспедицию, на простор… – мечтательно сказал он.

Максим посмотрел на Великанова: тот стоял с поднятой головой, глаза его блестели, взъерошенные ветерком баки торчали клиньями. «Ну, какой же он сухарь? И что они в самом деле наговаривают на человека!» – думал Максим.