Книга После бури - Фредрик Бакман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дома была только сестра Маттео. Она выбежала на улицу и так крепко обняла брата, что чуть не задушила его. А потом от всего сердца поблагодарила мальчиков в красных куртках.
– Рут! – представилась она, протянув руку.
– Родри, – улыбнувшись, ответил Родри.
Через три года Рут умрет в другой стране, за много тысяч километров оттуда. Он там никогда не бывал. Но это он окажется виноват в ее смерти.
98
Камни
В каждом городе есть странные названия, о происхождении которых уже никто не помнит. Бьорнстадские Низина и Холм, районы, прозванные так, вероятно, в силу их топографии, в какой-то момент стали так официально именоваться на табличках и указателях. Никто уже и не помнил, как так вышло. И кто их так прозвал.
В субботу рано утром в дверь дома, где жила семья Андерсон, постучали. Громко, но не агрессивно. Сжатая в кулак рука, коснувшаяся деревянной поверхности, принадлежала человеку поверженному, человеку, который почти победил, но еще имел гордость стоять на пороге с высоко поднятой головой.
Петер открыл дверь, и на главного редактора дохнуло ароматом свежих круассанов. В руках она держала картонную коробку и удивилась запаху не меньше, чем Петер ее появлению.
– Здравствуйте… я… – начал Петер.
Они не были знакомы, но он, конечно же, знал, кто она. Не настолько их лес велик.
– Хочу вам это оставить, – бесцеремонно сказала главный редактор, пихнув коробкой его в грудь.
Коробка была легче, чем он ожидал. Он заглянул в отверстие в крышке и увидел внутри бумаги.
– Что это…
Она медленно вдохнула, чтобы не закричать:
– У вас хорошие друзья, Петер. Могущественные. Я ненавижу коррупцию в этих богом забытых дырах, но, выходит, теперь я тоже к ней причастна. Ричард Тео просил меня отдать вам все это как доказательство того, что мы не будем ничего о вас писать. Тут все, что мы накопали на вас и на «Бьорнстад-Хоккей».
Петер открыл коробку. Главный редактор полагала, что он включит дурачка или выйдет из себя – пожалуй, больше всего она надеялась на последнее, это подняло бы ее самооценку. Но вместо этого он заморгал влажными глазами и сказал:
– Значит, вот это все – моя вина.
Главный редактор невольно попятилась.
– Ну… да, можно, наверное, и так сказать. Уж не знаю, хорошо это или плохо, но в каком-то смысле я рада, что не испортила вам жизнь. Я знаю, что ваша дочь прошла через ад. Похоже, вы хороший отец, так что, полагаю, вам пришлось пережить не меньше. Я слышала, вы делаете много хорошего для молодежи в этом городе. Что, пожалуй… перевешивает.
Петер видел по ее глазам, что это не совсем так. Она все еще жалела, что не смогла его прижать. Посадить за решетку. Он виновен в мошенничестве, а она из тех людей, кто не может жить спокойно, зная об этом. Она развернулась и пошла к машине, а он вдруг крикнул ей вслед:
– Скажите… как вы думаете, можно ли искупить свою вину, не отсидев срока?
Она оглянулась через плечо:
– Что вы хотите сказать?
Петер смущенно кашлянул:
– Я знаю, в чем мое преступление. Что я отвел глаза. Не задавал вопросов. Притворился, будто не чувствую, что что-то неладно. Не вмешивался. Что я… промолчал.
Главный редактор сделала глубокий ровный вдох и почти успокоилась. Справедливость как будто немного восстановлена, может быть, удастся жить с этой победой.
– Как там вы говорите? «Внутри простор, а дверь на запор»? – спросила она.
– Да. Думаете, так я смогу оправдаться? Немного приоткрыв дверь? – искренне спросил он.
Главный редактор оказалась совершенно не готова к такому повороту беседы. Она принялась судорожно перебирать в голове аргументы и выводы, и в итоге сказала:
– Мой отец обожает историю. Средние века главным образом. Когда я была маленькая, то во всех путешествиях он всегда таскал меня по церквям и рассказывал про каждый камень, который нам попадался. Помню, он говорил, что если какой-нибудь важный человек сильно согрешил, то он мог построить большой собор и тем искупить свои грехи перед Господом. Конечно, для священников это просто был способ отжать немного денег на их помпезные постройки ради удовлетворения своего тщеславия, вроде того, как в наши дни хоккейные клубы используют коммуну для постройки ледовых дворцов, но когда я была маленькая… не знаю… мне казалось, что все это довольно красиво. Мне нравилось, что могущественные люди в конце жизни смирялись и обращали деньги в камень.
Петер стоял, глядя в ящик. Бумаги в нем намокли.
– Спасибо.
Главный редактор прикусила губу. Потом прошептала:
– Заслужите свое прощение.
Она уехала, со слезами злости на глазах и пакетом свежих круассанов на пассажирском сиденье.
99
Жертвы
Когда Беатрис исчезла, Рут снова осталась одна. На этот раз ей было тяжелее, ведь она знала, что бывает по-другому. Родители стыдились ее настолько, что даже не заставляли ходить в церковь, – быть может, хотели, чтобы все решили, будто они тоже отослали свою дочь куда подальше, – так, очевидно, следовало поступить в их случае. Отправляясь в благотворительные поездки, они оставляли дома и Маттео – ведь там они встречались с людьми из других общин и боялись, что Маттео расскажет правду о сестре. В один из таких дней, когда они остались дома без родителей, Рут взяла компьютер, припрятанный братом, чтобы отправить сообщение Беатрис. Маттео было всего одиннадцать, но он легко подключил его к соседскому вайфаю. Рут хоть убей не понимала, как он смог это провернуть, но Маттео только пожал плечами и сказал, что почти все люди используют в качестве пароля имена своих детей и внуков, поэтому он нашел в интернете имена соседей и наобум подставлял все возможные комбинации, пока не сработало. «Ты гений!» – воскликнула Рут, и Маттео покраснел. Потом он взял свой велосипед и поехал кататься, чтобы дать сестре спокойно поговорить с Беатрис. Он думал, что она этого хочет, он всегда полагал, что мешает ей, а она даже не заметила, что он исчез.
Когда спустя несколько часов она увидела в окно, как он вернулся, дрожащий от холода и перепуганный насмерть, на мопеде незнакомого парня, она в панике выбежала из дома и стиснула его в объятьях. Парни в красных куртках рассказали, что случилось. Они казались добрыми, но чудаковатыми, один говорил без умолку, второй все время молчал. Разговорчивый сказал, что его зовут Родри, а
