Книга Башня континуума - Александра Седых

Бывали ситуации, когда Ричард и впрямь хотел сохранить нейтралитет при очередной схватке Кита с советом директоров. Но не сейчас. Поскольку сейчас ему искренне было наплевать.

— Мне…

— Вижу, голубчик. Тебе наплевать.

— Но мне не наплевать на тебя. Честно. Ты хочешь помогать людям? Отлично. Только старику Мерфи под хвост вожжа попала с твоими генераторами, он тебя в покое не оставит. Уперся старый хрен насмерть и не отступится, пока не добьется, чтобы ты убрал чертовы штуковины с чертового здания. Сам увидишь, в каком неприглядном свете пресса будет преподносить историю с генераторами. Я знаю, твоя семья знает, твои служащие, знакомые и деловой мир, что на самом деле эксцентричности в тебе нет ни на мизинец, но широкая публика…

— Плевать я хотел на публику!

— Наши покупатели…

— Меня обвиняют в том, что я пытаюсь спасти жизнь людям? Что ж. Пускай. Зато самоубийства прекратились, вот единственное, что имеет значение.

Ричард оскалился и рыкнул.

— Да. В одном отдельном взятом здании прекратились. На всем белом свете — едва ли. Есть еще бедняки и голодающие, умирающие дети, вдовы и сироты, и еще не всех несчастных женщин ты с подоконников стянул. Тебе есть куда расти и развиваться. Что следующее? Посыплешь голову пеплом, обрядишься в рубище, начнешь босиком бродить по улицам, раздавая налево и направо свои деньги, и нести патетический бред о непротивлении злу насилием?

— Не язви. Сам Господь завещал нам любить врагов.

Ричард от души расхохотался.

— Милый мальчик, какие враги? Оглянись. Кругом сплошь честные, добрые, достойные, порядочные, ни в чем и никогда не виноватые люди.

«Дешевая казуистика», — подумал Кит. За этим что-то скрывалось, что-то реальное, но он не понимал — что. У него заболела голова — не иначе, напоминание о контузии. И амнезии.

— Но я не могу сидеть и ничего не делать, Ричард.

— Я и не прошу. Просто впредь соизмеряй желания с возможностями. Ты уже слегка вышел из возраста сражений с ветряными мельницами. Это забава для малышей. Вроде твоего младшего братца.

2

Что до Дэниэла, то его сейчас занимала проблема даже более странного свойства, чем борьба с ветряными мельницами. Он все еще не потратил гонорар, заработанный за сочинение текста к рекламному джинглу Корпорации. Сумма до сих пор казалась ему фантастической, хотя Кит не шутил. Это были стандартные расценки! Большую часть денег Дэниэл потратил на неотложные нужды «Вестника», купил себе механо, прошелся по магазинам и приобрел черных рубашек, черных костюмов и черных галстуков. Что поделаешь — он был малость свихнут на своем гардеробе.

И все же, значительная сумма по-прежнему оставалась у Дэниэла на руках, и отчаянно жгла ему эти руки. Мамона щедро платил за служение себе, требуя взамен незначительную малость — душу. Черт с ней, с душой, Дэниэл не был уверен в наличии в своем бренном теле этой эфемерной субстанции. Хуже было другое. Стоило ему включить радио или Три-Ви, чтобы посмотреть выпуск последних новостей, как на него обрушивалась веселая музыка рекламного джингла и приподнятое хоровое пение.

— Трам-парам! Мы за справедливость для всех! Трам-парам!

Он-то приписал эти слова из глупейшего ребячества. Откуда ему было знать, что маркетологи Корпорации сочтут эту фразу величайшим прорывом в истории рекламного бизнеса. Кофеварки серии «Гурман», оснащенные экспериментальным вариантом Второго Прототипа ЧСД (Дэниэл плохо представлял, что это значит, но звучало внушительно) разлетались, будто горячие пирожки. Не обошлось без смертельных случаев, когда нескольких экзальтированных покупателей раздавили в многотысячной толпе, образовавшейся у столичного фирменного магазина «ЗУБТ», куда первой поступила самая модная новинка сезона. Киту пришлось выступать перед репортерами, публично выразив сожаление касательно инцидента. Да, кофеварки чудо как хороши и производительностью, и дизайном, и умеренной для продукта своего класса ценой, тем не менее, не стоит ради них убивать себя и близких. В ближайшем будущем кофеварки в изобилии поступят в фирменные магазины «Замечательно Услужливых Бытовых Приборов». Завершил свое выступление их милость многозначительным обещанием, что настоящая сенсация еще ожидает их всех впереди.

— Ладно, — сказал Дэниэл сам себе, — отдам оставшиеся деньги Терезе на благотворительность. Она будет рада, а я буду рад тому, что рада она.

Теперь он начал думать о Терезе. Ну, вот. Боль. Какая невыносимая боль. Подавленный абсурдом своего существования, Дэниэл лег на письменный стол и принялся биться головой о столешницу — вместо того, чтобы сочинять очередную пылкую статью о неизбежной гибели диктатуры. Глухие звуки, которая издавала его коротко стриженая голова при соприкосновении с тяжелым столом, пробудили мирно дремлющего в своем кабинете главного редактора «Вестника», отставного полковника Кольта.

— Парень, чем ты занимаешься? Ты меня разбудил, черт возьми, — сказал он недовольно, вызвав Дэниэла к себе.

— Прошу прощения, сэр.

Кольт, облаченный в неизменный серый френч, собрался всыпать Дэниэлу по первое число, но что-то в его потерянном лице заставило сурового отставного полковника смягчиться.

— Ты что ли бился головой об стену, сосунок?

— Нет, о письменный стол.

— Так… и в чем дело?

— Ни в чем.

Кольт знал одно-единственное средство от всех горестей. Пускай старое, как сам мир, но на редкость действенное.

— Пожалей голову и стол, лучше сядь, сынок, выпьем.

— Я не против пропустить стаканчик или два, сэр, но уже вечер, мне скоро ехать домой, не хочу садиться за руль в подпитии, — откликнулся Дэниэл уныло.

— Это я одобряю, — сказал Кольт одобрительно, подозвал одну из своих ручных горилл, которые околачивались в редакции, чтобы выполнять разные поручения полковника, и велел часа через три доставить мистера Ланкастера домой в целости и сохранности. Уладив вопрос с доставкой, полковник с Дэниэлом уселись и стали выпивать.

— Хочешь потолковать о своих горестях, парень.

— Нет, сэр.

— Какое облегчение. Тогда посидим в блаженной тишине. Хмм. Изум-ммм-мительно, — сказал Кольт, опрокидывая в себя рюмку.

Полковник регулярной армии в отставке, Чейз Кольт сохранил военную выправку и приземленный взгляд на вещи. Кольт не верил ни в Бога, ни в черта, ни в монархию, ни в демократию, но больше всего отставной полковник не верил во всеобщую справедливость. Молодая, горячая молодежь, с которой ему доводилось общаться, его по-отечески забавляла, хотя гораздо чаще доводила до белого каления. В пятьдесят два у полковника не было ни семьи, ни детей, зато была бутылка и лучевая винтовка, из которой, напиваясь, он время от времени палил в потолок.

— Нравится? — спросил он, перехватив взгляд Дэниэла, направленный на свое оружие.