Книга Я превращаюсь в дождь - Эльвира Смелик

– Она бы, может, и не стала. А от таких ребят всего ожидать можно. Увидят – тихая, робкая, беззащитная, наивная – и потянут за собой. А она ведь не возразит, пойдет. Что пять лет, что пятнадцать – почти не изменилась. – Мама вздохнула так громко, что даже здесь, возле ванной, было прекрасно слышно. – Да я все тот случай забыть никак не могу.

– Что еще за случай? – с интересом воскликнула тетя Таня.

Олеся насторожилась. Даже праведные мысли о том, что непорядочно тайком подслушивать, окончательно исчезли. Ее же обсуждали.

– Да вот… Олеся тогда еще в садик ходила, – приступила к рассказу мама. – Пошли мы с ней в кино. Скорее всего, на мультик какой-то. Я за попкорном стояла, а она возле афиш вертелась. Рассчиталась с продавцом, оборачиваюсь, а ее нигде нет. Представь?

Наверное, тетя Таня очень хорошо представила. Охнула, торопливо пробормотала что-то неразборчивое.

– Ну вот. И у меня аж сердце остановилось, – продолжила мама. – Тут как раз рядом двери в зал были открыты. Думаю, может, она не утерпела, зашла. Кинулась, а в зале тоже пусто, только уборщица подметает. Я – на выход. Пробежала по всему кинотеатру – Олеськи нет нигде. Куда еще броситься, не представляю. И что делать теперь? К охране обратиться? Ноги подкашиваются, дышать не могу, а все равно бегу дальше.

Олеся прекрасно знала, как легко и сильно пугалась мама, когда дело касалось дочери. В любых других случаях она действовала решительно и уверенно, даже ругалась запросто с кем угодно, а из-за Олеси мгновенно начинала нервничать и метаться и думала почему-то сразу о самом-самом плохом.

– Хорошо, паренек на контроле подсказал, что мимо него недавно целая группа детишек проходила. Я – скорей из кинотеатра. Слава богу, они далеко уйти не успели. И правда, вижу – дети, лет по пять-семь. И с ними дама какая-то крикливая. Мою Олесю за руку держит. Я к ней. Спрашиваю: «Зачем вы моего ребенка увели?» Она тоже перепугалась. «Я, – говорит, – случайно. У дочки день рождения, повела ее с подружками на мультики. Сеанс закончился, мы вышли. А тут, видно, ваша девочка попалась. Я решила, она тоже с нами. Велела ей: „Не отставай! Пойдем!“, она и пошла».

Мама говорила быстро, почти без пауз, слово за словом, только интонации немного меняла, но все они были чересчур встревоженными и возбужденными.

– Я к Олеське: «Почему же ты тете не сказала, что не с ней?» А она молчит, глаза огромные, испуганные. Сразу понятно: от страха совсем не соображает. Да я и сама, еще немного, и точно бы свихнулась. А тут еще сразу отпустило, в голове туман, ноги – ватные, не держат. Хорошо, рядом стулья стояли. Села. А Олеська как окаменела – не двигается и молчит. Я уж переживала, что она вообще больше никогда не заговорит.

– Господи, – сочувственно протянула тетя Таня.

– Ну вот. Вроде давно было, а даже снится иногда. Будто Олеська опять маленькая и потерялась. Кто-то позвал ее, а она и пошла. Так что пусть уж лучше дома сидит. Спокойнее. И мне, и ей.

Тетя Таня начала говорить про психолога, что подобное игнорировать нельзя, про травму на всю жизнь, но дальше Олеся слушать не стала. Прижала вазу к груди, потому что та все норовила выскользнуть из подрагивающих пальцев, и направилась в свою комнату. Вода, налитая до краев, выплескивалась и сразу впитывалась в свитер. Но это казалось такой незначительной мелочью по сравнению с услышанным.

Олеся села на кровать, вазу поставила на пол. То, о чем сейчас мама рассказала. Значит, это действительно произошло. И теперь понятно, откуда взялись жутковатые, повторяющиеся время от времени сны и обрывки частенько всплывающих в памяти образов. Сознание постаралось избавиться от неприятных воспоминаний, но не получилось.

Возможно, их и нельзя назвать кошмарами, но только с сегодняшней позиции. Потому что Олеся повзрослела, и поумнела, и… Да неважно.

Для нее тогдашней то, что произошло, было действительно очень-очень страшным. И незнакомая громкоголосая тетка, которая сердито покрикивала: «Девочки! Не разбегаемся! Я не могу вас по всему кинотеатру собирать!», а потом накинулась на Олесю: «А ты чего застряла? Ну-ка, ну-ка, не отставай! Идем, идем все вместе!», поймала за ладонь, стиснула крепко-крепко и поволокла за собой. И мысль, что вот сейчас ее уведут неизвестно куда и она больше никогда не вернется домой, не увидит маму и папу.

Словно в страшную сказку попала, не придуманную, настоящую. И не захлопнешь книжку, не зажмуришь глаза, чтобы избавиться от происходящего. Не выйдет. Чужая рука держит, не отпускает. И все внутри застыло, сжалось. И голос пропал, и слова все забылись. Даже заплакать не получается, потому что слезы тоже застыли, стали твердыми и колючими.

А когда мама появилась, Олеся даже не поверила сразу, что плохое закончилось, что спасена. Все еще боялась: вдруг тетка ее не отдаст. Вон она какая громкая и сильная. А маме тоже страшно, у нее лицо было белое и чужое. И она тоже почему-то кричала. На Олесю. Даже когда тетка ушла. Трясла за плечи и без конца просила: «Не молчи! Ну скажи хоть что-нибудь! Олеська, слышишь? Скажи мне хоть что-нибудь!»

Воспоминание – как морская волна, но не мелкая и ласковая, что дружески толкает в бок, а большая, сердитая. Налетела, захлестнула с головой, сбила с ног, поволокла на глубину, прямо по острым камням, устилающим дно. А ты захлебнулся, молотишь руками и ногами, рвешься на поверхность, но безрезультатно. И людей поблизости нет, никто не поможет. Как хочешь спасайся сам.

Олеся подскочила с кровати, едва не сбив ногой вазу, ринулась к окну, нырнула за штору, подхватила хризантему, уткнулась лицом в ее взлохмаченную густую шевелюру, вдохнула морозный лесной аромат. Лепестки защекотали нос, будто решили развеселить подобным образом.

Родители тоже так иногда поступали, особенно когда Олеся была помладше. Если она дулась и не разговаривала с ними, подходили и щекотали бока. Она не выдерживала, прыскала смехом, губы сами по себе растягивались в улыбку. Вот и сейчас: сморщила нос, улыбнулась прямо в цветок – и легче стало, спокойней. И вообще.

Она словно в маленьком, уютном домике здесь, за занавеской. И пускай домик эфемерный и хрупкий: за спиной – легкая ткань, впереди – прозрачное стекло, все равно он укрывает от напастей реального мира. И цветок – нежный, вроде бы бесконечно слабый и бесполезный – можно сломать без труда, оборвать лепестки. Но ведь это не так. Он важный и значимый, трогательный и по-своему сильный. Его сила заключена в красоте, в аромате, в самой неожиданности подарка.

Надо скорее поставить его в воду, листочки стали уже мягкими и вялыми.

Олеся выбралась из своего «воздушного замка», подняла с пола вазу и опять нырнула за занавеску.

Пусть хризантема стоит на подоконнике. Поближе к свету, подальше от любопытных взглядов.

Глава 8

Когда парни после уроков спустились в гардероб, там стояла Лара. Она усиленно делала вид, что собирается, но на самом деле подкарауливала Леху, хотела пойти из школы вместе с ним. Тут уже и поводов никаких не надо, раз живут в одном доме. Просто им по пути. Не отвертишься.