Книга Человек с синдромом дна - Алина Витухновская

* * *

Социалистическое, в особенности неосоциалистическое общество отличает своя особая «иерархия». Сочувствия и помощи здесь удостаивается исключительно общественно-удобоваримая жертва, жертва, не представляющая конкуренции и демонстративно несущая свой крест. Как правило, это существо во всех областях бесперспективное, не вызывающее общественной зависти. И напротив — участь тех, что с умом и талантом тем более страшна, чем более ума и таланта.

Всякому плохому и хорошему, всякому с любой стороны исключительному здесь предпочитают торжественно-убедительно-вопиюще среднее и чуть ниже среднего. Но не окончательно, не трэш вариант, чтобы не садировать общественный нерв, не усугублять беспокойство. Здешнему жителю импонирует не лучший, но социально близкий.

То есть, униженный и оскорбленный. Типический. Ну и тот, что «не высовывается». Таким образом, общество осуществляет свой регрессивный естественный отбор. Таков уклад, помноженный на трусость и зависть.

Можно сказать, что здешнее общество питается из нижайших чувств. Но оно так привычно-умело сакрализует его высшими побуждениями (святынями, скрепами, целями).

Вещи

(детское)

В преддверьи зимы пропадают вещи. Мозги по утрам попадают в клещи. Вещи страдают сами.

Они зубами кусают вечность. Она бессмысленна и беспечна. Вещи находятся каждый вечер. Мертвые с красными ртами.

На косматом ковре, под сутулым стулом, Даже мертвые вещи стоят под дулом. Плесень распада на бледных скулах. Мы их берем руками.

Только для них и звучит без пауз Некий заоблачный Bauhaus. Вещи не постигают хаос. Сей хаос постигнут нами. Вещь существует весьма прерывно. Вещь называется некрасиво. Слово на грани нервного срыва. Все имеет названье.

Но ничто не имеет толка. Пауза вещи — ее поломка. Вещи обычно живут недолго. Дольше — воспоминанья.

Память — лишь человечья пытка. Вещь не в себе, а в тебе забыта В вещи есть окончанье.

В вещи есть Абсолютная Гибель. Небытие идеально, ибо Вещь лишена сознанья.

Но, как зверек, вещь остатком чувства, Чует итог свой, в котором пусто. Вещь — это некроитог искусства. Вещь иррациональна.

Чем ее продлиться? Прорваться духом? Вещь бездуховна. И все в ней глухо. Вещь — почти нереальность.

Нет у нее ни конца, ни края, Нет у нее ни ада, ни рая, Впрочем, вещь натуральна. Натуральность присуща и мне и вещи. Нет у живущих проблемы резче — Преодоленья себя, как вещи

В рамках продленья жизни, Где я похожа скорей на призрак, Что есть лишь образ, но вряд ли — признак. «Я» лишено харизмы.

Время похоже на пирамиду. Время стремится уйти из виду. Выйти в мертвую зону.

Мы для себя сочиняем время. Время само для себя — лишь бремя. У времени нет резона.

Время так долго себя нам дарит. Время когда-нибудь нас ударит. Где-то в дали Дали наблюдает Времени все сюр-призы.

Там где весь сюр переходит в порно, Вещь, сквозь распад обретает форму. Вещь принимает Иную Норму. Вещь нам бросает вызов.

Хайдеггер, воспевавший вещи, А не людей — в этом был умнейшим. В вещи есть гениальность. Если считается, прав сильнейший, Мне остается лишь пасть пред вещью, Ибо вещь идеальна.

Я признаю свое пораженье. Жизнь дается как униженье. Вещь придает ей ясность.

Я же — с жизнью не сочетаюсь. Я мучительно вычитаюсь. Я превращаюсь в разность

* * *

Чтобы в России прийти к власти надо иметь талант — выглядеть не очень умным человеком.

* * *

Противоречие между политическими и идейными (метафизическими) декларациями вполне оправданно. Политическое всегда рационально. Оно имеет целью поддержание функциональности — экономической, физиологической и пр. И в принципе (вообще) и для достижения целей. У традиционалистов, патриотов местного разлива и иже с ними такого противоречия нет. У меня же — напротив, в избытке. Но. Мое — заведомо оправданно. Я сама его констатирую. Те же действуют в парадигме — умри во имя осуществления цели.

«Чьей цели?» — спрошу я. Ради своей цели как раз стоит жить. Еще один камень в огород метафизических наперсточников.

* * *

Кто ставит жизнь выше целого — такие же как те, кто ставит смерть выше целого. Тогда как целое — это Я. Относительно которого — жизнь и смерть — равноценные антагонисты.

У хаоса свои порядки

Надежда умирает последней — говорят. А ведь именно человек без надежды — способен на все. Надежда — иллюзия, тормоз. Тогда как только отчаянье имеет право (с). Что же касается меня — надежды я никогда не имела, а все что получала — вне и помимо ее. Я более чем скептична к позитивному мышлению, не считаю мысль материальной, а добро и зло — и вовсе — определяющими факторами судьбы. Святой часто оказывается ни с чем, а убийца делается героем, знаменитостью и счастливейшим человеком. У Хаоса свои порядки. И они, определенно, бесчеловечны.

* * *

Правильный автор — чувствует время. Окунувшись же в безвременье — желает свернуть язык, отрубить себе речь, дабы не быть использованным всуе.

«Сколько сил надо иметь, чтоб так молчать» — сказали про одного человека. Не сил даже, а безысходного понимания момента.

* * *

Так мне и видится, что местный обитатель вот-вот набьется скопом народным, монстром хороводным в избу свою читальню высокодуховную, свежескрепленную. По дизайну внешнему та изба — этакий архитектурный гибрид из постсоциалистической ИКЕИ и тех самых (амбаров, что-ли?) кои соврежы строили из затхлого мосфильмовского барахла, ну тех, куда фашист архитепический шел люд сжигать по сценарию. Соберутся там и сами себя подожгут, что-нибудь из классиков цитируя, да на картины музейные молясь, что министр культуры впопыхах по стенам развесит.