Книга Повесть о чучеле, Тигровой Шапке и Малом Париже - Константин Дмитриенко

— А это-то при чем?

— Как при чем?! Бабка-то нынешнего Лисицына выбирала между ними. Ну, то есть между этим, как его, ну да, Родием, и мужем своим, Степаном. Вот на этом-то между Ликиным и Лисицыным кошка пробежала, потому что Родий хоть вроде бы отпустил Лисицынову жену, а все же не отпустил, как был в городе, так обязательно с ней встречи искал. Поговаривали, что она даже к нему сама ходила… Да, вот так.

— Ну, не тяни, Петрович, все равно уже все выпили…

— Да-а-а… Короче, Родия на живца взяли. Подсадной была жена Лисицына, отцу нынешнего-то тогда еще года не было, а это получается, как раз двенадцатый год, что ли?.. Вот как раз когда Родий уже возвращался, Лисицын его и выследил… Старший брат Подрезов говорил, что револьвер Степан специальными пулями снаряжал. Из крестов нательных сам отливал, потому что верил, что Ликина можно было только такими пулями взять. Ну а когда убил, в спину, то тело отвез доктору, а тот уже из Родия чучело сделал. И вот это чучело по всем приискам крупным возили. И вверх по Реке, и вниз. Чтобы видели все, что Родия больше нет. Доктор постарался, чучело вышло как живое. Говорят, его последний раз на Сианах видели, году в восемнадцатом. Может, где и стоит…

— Так в Сианах сейчас же ничего нет…

— Ну да, с тридцать седьмого, после того как там кулацкое восстание… Я пацаном тогда был, но все же помню. Ну не там, так в Балтийске, или на Поляках, или еще где. А что ему сделается? Вон в музеях чучела по триста лет стоят…

— Мда-а-а…

— Только, это, мужики, не трепитесь об этом, и ты тоже не трепись. Лисицыны не любят этой истории.

— А то ж. Понятно, кому ж приятно себя потомком Иуды чувствовать?

— Нет, здесь не то.

— А что еще?

— Что еще, что еще!.. Да то, что еще непонятно, Лисицыны ли они… Все. Спать. Особенно тебе, мелкий, если на утреннюю зорьку хочешь подняться. Вон в палатку давай…

И засыпая, я вспомнил ту старую фотографию, которую Люсина бабушка забрала у нас со словами «Маленькие вы еще. Ни к чему вам это».

Архипов колодец

К окончанию восьмого класса Лариса Берг была обладательницей такой объемной и по-девичьи упругой груди, что ей позавидовали бы и Саманта Фокс, и Памела Андерсон. Может быть, даже звезды шоу-бизнеса, увидь они Лару, перестали бы враждовать между собой, а, объединившись, набросились на Лару… А может быть, и не набросились, а, пораженные естественными прелестями девчонки, забились бы по своим норкам и в перерывах между неравным докуриванием бамбука предались тихим истерикам. Но, к их шоу-счастью, в Малый Париж с гастролями ни Памела, ни Саманта не собирались.

Эти груди меня преследовали во снах, и если бы не экзамены, к которым нужно было готовиться, я бы, верно, задрочил себя до смерти. В конце концов, я из сэкономленных денег отдал то ли десять, то ли вообще двадцать рублей ее двоюродному брату за то, чтобы потискать эти фантастические груди с крохотными сосками. Я даже лизнул их. Правую и левую. Вкуса не помню. Помню, что вокруг сосков были редкие и жесткие волоски, очень похожие на лобковые.

Возможно, что годам к тридцати, после родов второго ребенка, Ларина грудь бы обвисла и стала бы совсем не такой привлекательной. Превратилась бы в обычное «вымя», каких на базаре, у торгующих молоком и редиской баб, по десять на прилавок. От этих титек шестого и выше размера их хозяйкам одна только морока — лифчика нормального не найдешь, поясницу от тяжести постоянно ломит, а как спать, вообще непонятно. Лара этой провинциальной участи избежала. Жарким летом того года, когда Река обмелела настолько, что, казалось, ее можно было в любом месте запросто переплюнуть, а на перекате ниже порта вылез из воды остов старого затопленного в Гражданскую войну парохода, в воздухе, закостеневшем от жары, как остывший труп, Лара Берг пропала.

Ее отец, лесной инженер, поначалу был уверен, что дочка просто загуляла, как корова или кошка — еще бы, такие буфера, что с первого взгляда понятно: пора уже девке научиться ноги раздвигать, — грозился запороть ее до полусмерти, если в подоле принесет, но, обегав всех знакомых и знакомых знакомых и не найдя нигде дочери, обеспокоился всерьез. Через неделю, когда стало понятно, что Лариса не просто пропала, а пропала всерьез и, вероятно, уже не объявится, к делу подключились сыщики, но до поры тоже ничего не могли найти. Как в воду канула, говорят в таких случаях. Но обмелевшая Река трупов на пахнущие женщиной камни не выносила. А потом, и месяца не прошло, исчезла незаметная ученица седьмого класса, имя которой, кажется, не помнили и ее одноклассники. И пошло-поехало. Раз в полторы-две недели исчезала девчонка. Общего между пропавшими было то, пожалуй, что все они — из семей приезжих в Малый Париж, так сказать, не коренные. Да еще то, что у каждой из этих малолетних недавно начались женские.

Вы можете себе представить силу, какой обладают слухи в небольшом, тысяч на двадцать, городишке? Если можете, то поймете, почему после того, как по снегу, уже в ноябре, пропала Леночка Тряпицына — тоненькая евреечка, дочка третьего секретаря райкома, — вышедшие с приисков мужики-артельщики и еще не ушедшие на свои участки охотники похватали кто двустволки, кто карабины, кто мелкашки, а кто и дедовы обрезы и наганы, припрятанные еще с красно-белых партизанских времен, вышли патрулировать городок, как положено, напились и, в конце концов, разнесли к чертям собачьим и сожгли молельный дом баптистов, что стоял на берегу Реки, как раз посредине между тем местом, где до 1928 года была снесенная паводком Церковь, и стоматологической поликлиникой, некогда татарской мечетью. Председателя общины — мрачного бородатого мужика по имени Павел, который вышел навстречу погромщикам, то ли расстреляли, то ли разорвали, то ли сожгли заживо. Пытавшегося влезть с наведением порядка участкового Хохрякова оглушили ударом приклада, связали и накинули мешок на голову, так что когда пришла пора судить мужиков, то Хохряков не мог никого вспомнить… Еще бы он вспомнил! Потому что оглушил его начальник райотдела милиции. Не мог он вспомнить еще и потому, что среди тех, кто громил баптистов, были и все три секретаря райкома, и муж судьи, и председатель горисполкома, это не считая разных прочих начальников… Так что никого не судили, а походили, глаза попрятали, потом пошли на повышения и вроде как забыли, как будто ничего и не было… А как пропала еще одна девочка, так и совсем забыли, а стали искать то ли зверя какого-то людоеда, то ли оборотня-призрака.

Тут-то стали вспоминать и тигра-ламазу, что заходил сюда черт-те когда, и медведей-шатунов, и Родия Ликина, и Юдиху, и казака, что носил тигровую шапку, и тех, вроде как первых, русских, что пришли сюда с севера, из Якутска, встали на зимовку и по голоду поели друг друга. Вот в это время как раз старик Ухов, кто помнил еще ребенком старые времена и разные малопарижские байки, сказал, чтобы посмотрели в Архиповом погребе, да только вот где тот погреб, он запамятовал, да и вообще кабы не неизвестность, никто бы на из ума выжившего Ухова, травленного газами в Германскую, внимания не обратил, а тут хоть что-то, хоть как-то…