Книга Пальто с хлястиком - Михаил Шишкин

Русским интернированным помогали разные швейцарские общественные организации, например, “Рабочая взаимопомощь”. В феврале 1944 года было основано общество “Швейцария – СССР”. Первым президентом был избран юрист Фриц Хееб (Fritz Heeb). Спустя много лет он станет адвокатом Александра Солженицына, будет вести дела писателя на Западе. А тогда, во время войны, активисты общества собирали для русских интернированных одежду, передавали в лагеря библиотечки русских книг, музыкальные инструменты, пластинки, устраивали просмотры советских кинофильмов, распространяли сводки Совинформбюро. Общество организовало в Цюрихе “Неделю советского кино” – все доходы от билетов пошли на нужды интернированных. В лагерях предлагали курсы немецкого языка. Так, в Андельфингене сначала записались 38 человек, однако уже через неделю курсы пришлось отменить, потому что на занятия не пришел никто.

Интересные воспоминания о своих посещениях русских лагерей в составе комиссии Красного Креста оставил Владимир Соколин, бывший советский дипломат при Лиге Наций, ставший “невозвращенцем” в Швейцарии и работавший в Красном Кресте. Записи его рассказов сделал журналист Оливье Грива (Olivier Grivat), написавший исследование о лагерях интернированных в Швейцарии. Так, в ноябре 1943 года Соколин с женой посещают лагерь в Рароне (Raron) и попадают на торжественное собрание, посвященное советскому национальному празднику.

“В зале, украшенном красными флагами, висят портреты Ленина и Сталина, герб Советского Союза. Один интернированный поднимается и предлагает избрать почетный президиум:

– Товарища Сталина!

Все в зале поднимаются и аплодируют.

– Товарища Молотова!

Аплодисменты. Все стоят, как по команде.

– Товарища Калинина!

Называется еще дюжина имен, после этого студент по фамилии Поляков говорит об историческом значении русской революции, а также благодарит швейцарские власти за предоставление убежища и Красный Крест за подарки, которые будут раздаваться после собрания: пачки сигарет. Интернированный Кирбицкий говорит об успехах, достигнутых СССР. Третий докладчик прославляет Красную армию. Все поднимаются и поют «Интернационал». После этого концерт – русские песни и пляски, декламируют стихи. После концерта нас приглашают разделить их ужин – макароны, гуляш, картошка”.

Разумеется, не обходилось и без эксцессов, недоразумений, трагических случаев.

Швейцарские власти постоянно получали от населения жалобы на воровство: русские интернированные крали в окрестных селениях продукты, вещи, деньги.

Несколько русских погибли. Каждый из таких случаев расследовался швейцарскими властями. Вот, например, история Назара Кисилева, застреленного швейцарским военнослужащим 16 января 1944 года. Подробный отчет о расследовании от 30 марта того же года описывает события следующим образом: “В воскресенье, 16.01.1944 русским интернированным лагеря Ле Шалюэ (Le Chaluet) была предоставлена возможность посмотреть в кинотеатре города Мутье (Moutier) кинофильм «Суворов». После возвращения в Кур (Court) около 16:00 русским было предоставлено свободное время до 21:45. Около 22:30 с охраной лагеря Ле Шалюэ по телефону связалась хозяйка ресторана «Де ля гар» и сообщила, что у нее до сих пор находится пьяный интернированный. Начальник охраны лагеря Гроссенбахер (Grossenbacher), вооруженный автоматическим оружием, сразу отправился на велосипеде в направлении Кура. Примерно на полпути между Ле Шалюэ и Куром он встретил русского, который назвался интернированным Кисилевым”. Представитель порядка потребовал документы, Кисилев сначала отказывался предъявить свой “аусвайс”, потом, когда начальник охраны забрал у него бумаги, попытался силой отобрать их обратно. Швейцарец, следуя требованиям устава, предупредил, что будет стрелять, пьяный сбил его с велосипеда. Началась драка, охранник выстрелил. Следствие признало действия Гроссбахера правомерными в связи с невыполнением интернированным требований охраны.

Не обошлось без жертв и в лагере Ваувилермос (Wauwilermoos). Это был лагерь строгого режима для интернированных, совершивших какие-либо правонарушения. Там накануне дня Красной армии 22 февраля 1944 года в бараке номер 29 русские устроили массовую драку. Когда полицейские попытались навести порядок, в них полетели поленья, пустые бутылки, кружки, стулья. Охране пришлось сделать несколько выстрелов. Погиб двадцатисемилетний Михаил Кондратьев.

По всем подобным случаям проводились расследования, результаты становились достоянием общественности, виновные подвергались наказаниям. Например, коменданта штрафного лагеря Ваувилермос обвинили в присвоении части денег, полагавшихся интернированным, за что он и был наказан. Особенно газеты возмущались тем, что он оставил у себя 200 неотправленных писем своих подопечных.

Около ста бывших русских военнопленных были размещены в лагере в Андельфингене, где они занимались раскорчевкой и строительством дороги. На карманные расходы они получали по 20 франков ежемесячно, к их услугам была библиотека, радио, музыкальные инструменты, показывались советские фильмы, устраивались экскурсии в Цюрих, в музеи, зоопарк, на озеро.

Регина Кэги-Фуксман (Regina Kägi-Fuchsmann) работала в лагере уполномоченной швейцарской организации помощи беженцам. Она тоже оставила воспоминания. “Русские попросили разрешения у центрального управления лагерем не работать в день Красной армии, который считается в Советской России главным праздником, и устроить концерт в гастхофе в Андельфингене, ближайшей к лагерю деревне. Они хотели пригласить тех, кто занимался вопросами беженцев, жителей деревни и своих воскресных друзей из Цюриха”. Просьба русских была удовлетворена, за исключением того, что до обеда они от работ не освобождались, что обусловливалось всеобщей трудовой повинностью для всех швейцарцев даже в их национальные праздники. “Русские заявили, что в этом случае они вообще отказываются выступать и не выйдут на работу, так как это их национальный праздник. Руководство лагеря вызвало военную полицию и издало строгий приказ приступить к работе. В назначенный день интернированные появились на завтраке в выходной одежде и отказались выйти на работу. После обеда русские построились в колонну по четыре и отправились строем из лагеря в деревню, дошли до гастхофа, где должен был состояться концерт, развернулись и двинулись маршем обратно в лагерь”. Напряжение нарастало. Полученный на обед шпинат сыграл роль детонатора. “Все тарелки со шпинатом они повыбрасывали в окно столовой. Шпинатом, вероятно, в России кормят свиней, и русские чувствовали себя оскорбленными в своей чести советского солдата”. Интернированные отказались вообще выходить на работу и объявили голодную забастовку. “Лагерь был окружен солдатами, против русских выставили пулеметы”. Несколько человек были арестованы, лагерь расформировали, большинство отправили в другой лагерь в горном отдаленном Рароне.

Основная волна бывших советских военнопленных и остарбайтеров пришлась на конец апреля 1945 года. На юге Германии царил хаос, французские войска занимали города, не встречая какого-либо сопротивления. За несколько последних дней войны только по мосту через Рейн в Рейнфельдене (Rheinfelden) швейцарскую границу пересекли среди тысяч зарегистрированных беженцев 2602 русских. Всего за последний месяц войны на территорию альпийской республики бежали 8000 русских военнопленных.