Книга Владычица Рима - Тамара Мизина

Один небольшой шатер, пара костров и чуть больше двух десятков воинов расположились вокруг них. Лиину ждали, но встретили неприветливо. Не замечая (а может быть, и не желая замечать) молчаливого неодобрения воинов, Лиина прошла мимо них в шатер.

Валерий хотел последовать за ней, но тяжелая полоса толстой шерстяной ткани запахнулась прямо перед его лицом. Юноша оглянулся, прикидывая: найдется ли для него местечко у костра. Отодвинув ткань, из шатра вышла девочка, бросила ему под ноги свернутую одежду, разрезала ремни на руках и, не сказав ни слова, опять скрылась в шатре.

Валерий растер онемевшие запястья, наклонился, перебирая брошенные вещи: штаны, рубаха с длинными рукавами, плащ – все из грубой шерсти, кожаный пояс с флягой, хлеб, проложенный ломтем простого козьего сыра. Не раздумывая, он натянул поверх римской туники одежду варваров, откусил хлеба, а когда покончил с едой, отхлебнул из фляги.

Теперь можно было не заботиться о том, пустят его к костру или нет. Он был сыт, а грубая, неизящная одежда надежно защищала от ночного холода. Выбрав сбоку от шатра местечко поровнее, Валерий лег, завернулся в плащ и сразу уснул.

Утром, еще до рассвета, его разбудил шум сборов.

В путь тронулись, как только глаза стали различать камни под ногами. Мать Лиины несли в носилках, в другие носилки сложили свернутый шатер. Женщина звала девочку к себе, но та отказалась, предпочитая идти пешком.

Воины шли быстро, торопясь по прохладе дойти до назначенного места, и на отдых остановились только тогда, когда солнце перевалило за полдень, расположившись в роще у озерка.

Варвары поставили носилки в тени большого дерева, почти у самой воды. Лиина тут же забралась к матери и о чем-то шепталась с ней;

Во время пути она вертелась, как веретено, то пристраиваясь к воинам-разведчикам, то отставая и почти теряя маленький отряд из виду, то взбираясь на склон и что-то разглядывая сверху. Казалось, идти спокойно – для нее непосильная работа. Три или четыре раза за время перехода Лиина подходила к носилкам матери, передавала ей несколько веточек или травинок и рассказывала что-то.

Валерий с удивлением обнаружил, что не понимает ни слова из их разговора, а также что и воины, с которыми он нес носилки, понимают не больше него.

Лиина все бегала и кружила. Мать сказала ей что-то неодобрительное. Но и мать, похоже, не могла уговорить дочь идти спокойно. Хотя бы какое-то более или менее продолжительное время.

Сам Валерий вначале пытался запомнить пройденный путь, но вскоре так запутался в однообразии спусков и подъемов, что ему начало казаться, будто их небольшой отряд никуда не идет, а крутится на одном месте.

Дорога и носилки утомили юношу, и на привале, освободившись от ноши и получив свою долю хлеба с сыром, он забрался в густую тень, лег и заснул.

Лиина помогала матери. Вдвоем они наносили на выбеленную бычью шкуру пройденный путь, стараясь не упустить ни единой мелочи. Важно было все: какой крутизны был склон, зарос ли он травой или кустарником, есть ли осыпи и как они ведут себя под ногами.

Дочерью госпожа была довольна. Глаза у той отличались остротой, память – цепкостью, а мелкие проступки (римлянин в лагере стал самой крупной глупостью девочки) с лихвой искупались ее помощью. В планы свои она дочь не посвящала, но даже то, о чем уже знала девочка, намного превосходило осведомленность Урла, Зефара и Авеса вместе взятых.

К тому же Лиина не нуждалась в объяснениях. Мать сказала ей, что карта необходима. А о большем, с точки зрения девочки, не стоило и размышлять. Сам процесс превращения простой кожи в инструмент познания окружающего, более того, в залог будущей победы, увлекал девочку настолько, что заставлял ее не замечать ни палящего зноя, ни усталости.

Наконец на кожу было нанесено все. Сворачивая ее, женщина посоветовала дочери:

– Через два часа жара начнет спадать, и мы продолжим путь. Отдохни немного. Я тоже подремлю.

Лиина не стала спорить. Носилки были широки и мать с дочерью неплохо устроились под их пологом, но не прошло и часа, как кипучая натура девочки начала тяготиться благоразумным отдыхом. Осторожно, чтобы не потревожить мать, Лиина выбралась из носилок и отправилась побродить по лагерю в поисках развлечений.

Минуту или две она наблюдала за игрой воинов в пальцы, но, заметив чуть в стороне игроков в кости, перешла ближе к ним. Там она задержалась минут на десять и даже попыталась вмешаться в игру, но воины поспешили напомнить девочке о пленнике, с тем чтобы избавиться от нее. Кости от малышки они берегли не зря, так как стоило той заполучить эти кубики в руки, и для игры они сами больше не годились. Непонятным для воинов образом грани костей словно приобретали подвижность, показывая при каждом броске одно и то же число очков: или единицы, или пятерки, или шестерки. Но обиднее всего было, если кости, падая по-разному, давали одну и ту же сумму. В последний же раз, когда девочка добралась до игральных костей, те стали падать на ребро.

Напоминание о пленнике дало мыслям девочки новое направление. Валерия она нашла быстро. Тот спал под деревом, положив голову на свернутый плащ и прикрыв лицо ладонью. Тень, в которую он прятался, почти сползла с него, задержавшись, словно зацепившись, о раскрытую ладонь.

Некоторое время Лиина разглядывала спящего, раздумывая о чем-то своем, наконец, решила было разбудить его. Толкнула ногой в бок, но на половине движения передумала. Рука ее, бесцельно шарившая по стволу дерева, нащупала выступающий сухой сучок, задержалась на нем и вдруг резко дернула вниз, обломав с хрустом…

* * *

…Горы расплывчато колыхались в жарком мареве, тяжесть ноши давила на склоненные плечи, но впереди возле дороги четко виднелся черный силуэт креста с распятым на нем мертвецом. Валерий еле-еле передвигает ноги, – как только он подойдет к кресту, его привяжут к столбу и оставят умирать от жары, жажды и ночного холода.

А столб с распятым все ближе, ближе.

Вот воины скидывают с его плеч ношу, заламывают руки…

И тут мертвец поворачивает голову. Глаза его мутны и неподвижны, но Валерий знает: мертвец увидел и узнал его. Это и есть самое страшное. Рванувшись, юноша враз отбрасывает повисших на его плечах воинов, бросается бежать прочь, но… крест опять перед ним, и опять мертвый видит его. А за спиной – топот.

Гальба оборачивается. Он уже рад преследователям… рад принять удар короткого меча, но… позади – никого. Только все тот же крест с мертвецом.

С грохотом обваливается перекладина, мертвое тело медленно падает на него…

…Юноша дернулся всем телом, перевернулся на живот, оперся на руки, подтянул ноги. Еще миг – и римлянин был бы на ногах, но сквозь пелену сна перед его глазами проступил кончик простой кожаной сандалии, выглянувшей из-под плотной ткани туники. Валерий зажмурился, вжался, втиснулся в землю и тут же, признав девочку, обмяк обреченно. В сердце вонзилась тоскливая мысль: «Вещий сон».