Книга Дом, который построил… - Елена Тат

Они давно были на «ты».

Уже на второй день знакомства он сказал ей:

– Можешь мне «тыкать».

Она лишь чуть кивнула в ответ. Анна не переносила никакого панибратства и практически ни с кем, кроме самых близких, не была на «ты».

– А я? Я тоже могу, да? – не отставал он. Она снова с неохотой кивнула, уверенная, что до этого дело точно не дойдет.

Но она и сама не заметила, как стала звать его просто по имени, и откликаться на его короткое и какое-то ласковое «Ани».

Он предлагал реставрировать старую люстру. Анне она казалась полной рухлядью. Он настаивал на замене радиаторов. Она находила, что старые вполне жизнеспособны и даже по-своему милы. Он советовал восстановить витражи, она их считала скучными, простоватыми и не представляющими художественного интереса. Он убеждал устанавливать только деревянные окна, ее устраивал более привычный и демократичный пластик.

Сложнее всего дело обстояло с верандой. Анна никак не могла дать добро на ее снос. В ее голове не могла уложиться мысль, что для улучшения нужно что-то разрушить. Разруха никак не могла способствовать переменам к лучшему. Зачем отказываться от того, что уже есть? Веранда, пусть и покосившаяся, но ведь уже была, существовала, Анна ею владела, а Адам утверждал, что это совершенно неправильная постройка, не подходящая к дому по стилю, некачественная и полностью убыточная.

Анна сдалась только тогда, когда в гостях у пани Клаусовой случайно увидела ее детское фото на фоне старой виллы с детьми тогдашних хозяев. Никакой веранды там и в помине не было. А Йитка окончательно все разъяснила.

– А вот с той стороны раньше проходила дорога, – говорила Анне по-английски Йитка, тыча хорошеньким, но покрытым по последней моде жутковатым черным лаком пальчиком, в рассохшуюся до трещин фотографию, – давно, еще, когда дом принадлежал старому фабриканту. Но потом, при русских коммунистах у него все отобрали и национализировали. Земли, где были поля и сады, поделили на куски и раздали людям. Так получилась целая улица.

Не говорившая на английском пани Клаусова, тем не менее, уловила смысл и вклинилась в разговор.

– Йитка, ну как ты говоришь? Что ты говоришь? Пани Морозова может тебя неверно понять и обидеться, а мы ведь ничего против русских не имеем, – упрекнула она внучку и виновато улыбнулась Анне, словно извиняясь перед ней.

Она волновалась, чтобы новая соседка не приняла ничего на свой счет и их отношения не испортились еще в самом начале. А в Чехии до сих пор между словами «русский» и «коммунист» по умолчанию стоит знак равенства. Поэтому во избежание обид, некоторые слова из прошлого стараются употреблять пореже и с мудрой осторожностью. Чехи каким-то чудесным образом забыли, что коммунисты в их стране были свои собственные, отечественные, а не импортированные из России. Там этого добра было много, но в основном для внутреннего потребления.

Анна молча улыбнулась в ответ и кивнула головой, мол, все в порядке, меня такие слова не задевают. Пани Клаусова едва слышно с облегчением вздохнула.

Йитка непонимающе посмотрела на бабушку и на Анну, и слегка приподняла в удивлении светлые брови. Она была из другого поколения, более молодого и мало интересовавшегося историей, и вовсе не находила в своих словах ничего обидного. Их новая русская соседка, по слухам, известная писательница, была молодая и современная. А коммунисты существовали в каком-то необозримо далеком прошлом, как, впрочем, и все остальное, бывшее прежде ее рождения. И что же их могло связывать? Йитка хмыкнула, пожала плечами и продолжила свой прерванный рассказ.

– А земли вокруг виллы сохранилось так много потому, что в ней городской совет решил устроить детский сад для больных детей, для тех, у кого были проблемы с дыхательной системой. Лесной участок сохранили, чтобы они могли там гулять и укреплять свое здоровье. Бабушка говорила мне, что машины туда не заезжали, чтобы не портить своими выхлопами воздух. Продукты и даже уголь для отопления возили к дому на тележках вот по этой дорожке. А веранду в два этажа пристроили специально, чтобы дети могли в плохую погоду там гулять. В здании старой фабрики теперь огромный строительный супермаркет и к нам туда едут даже из самого Трутнова, потому что здесь цены лучше. А наш домик тоже когда-то относился к вилле, – Йитка жила в небольшом аккуратном коттедже под красной, сложно выстроенной крышей в ближайшем соседстве с Анной. – Он достался нам от дедушки, который служил у Вольфов садовником.

Пани Клаусова оживилась, снова догадавшись, о чем разговор.

– Да, мой отец, Христофор Клаус, был очень хорошим садовником, – сказала она с гордостью. – Его многие к себе заманивали, но когда старший Вольф построил в этих краях фабрику и свою виллу, то уговорил моего отца переехать сюда из Германии. В те времена сюда много немцев уехало, кто-то раньше, кто-то позже. Я родилась уже в этом доме, а сад, который папа устроил здесь в год моего рождения, получил первый приз на Европейском конкурсе садоводов.

Пани Клаусова порозовела от гордости и приятных воспоминаний.

– Если вы пожелаете, пани Морозова, я могла бы вам помочь восстановить сад, хотя, признаюсь, я далеко не так талантлива, как мой отец, – скромно сказала она.

***

Анна сама не заметила, как и когда стала доверять ему и во всем полагаться на его советы. Она уступила и веранду, и рододендроны, и радиаторы и много еще чего, о чем ни разу потом не пожалела.

Выбирая в магазине форму окон, входные двери или цвет стен она бросала короткий взгляд на Адама, и если он едва заметно отрицательно качал головой или скептически поднимал брови, она меняла выбор.

– И почему ты не дал мне заказать те окна, что я хотела? – недовольно спрашивала она потом. – Разве они не подходили по стилю?

– Подходили. Будет намного дороже, – лаконично отвечал он, и Анна не находила, что на это возразить.

Он экономил ее деньги. При этом тянул дорогущие медные трубы и провода, превращал огромный чердак в шикарную мансарду, которая Анне совершенно не была нужна. Ей и двух этажей вполне хватало.

– Ну, к чему все эти расходы? – кипятилась она. – Сам говоришь, об экономии, а между тем отделка мансарды стоит в двадцать раз дороже моих окон!

– Ани, нельзя, чтобы пропадало такое замечательное помещение. Вырастут твои дети, и ты сможешь их отделить, дать независимое пространство.

– У меня нет детей, – сухо сказала Анна.

– Ну и что? Нет, так будут, – невозмутимо пожал плечами Адам и умчался по своим делам.

Он был везде: на крыше, в подвале, в доме и во дворе. Он успевал всем дать работу и проверить ее выполнение. Если результат ему не нравился, он не принимал никаких возражений, даже не слушал, а заставлял немедленно переделывать.

И Анна отдала поводья ему. Она успокоилась, расслабилась, начала снова писать и отвлекалась на ремонтные работы только тогда, когда Адам сам на этом настаивал.