Книга 39 ключей. Раскол - Джефф Хирш

Эми выключила воду и, завернувшись в полотенце, вернулась в свою комнату. За дверью – тишина. Она могла себе представить, какие разговоры начались, когда она ушла. И что только они о ней теперь думают… Эми повалилась на кровать, как вдруг зазвонил её мобильный телефон. Ей не хотелось брать трубку, но определитель показывал, что звонят из Эттлборо. Она сделала глубокий вдох и нажала на «Приём».

– Мы решили, что всё дело в психотропных веществах.

Эми почти улыбнулась, услышав мелодичный голос Иана Кабры.

– Что-то наподобие сыворотки правды…

– Только они говорили неправду! – послышался голос Гамильтона.

– Я же сказал, наподобие, Гамильтон. А теперь будь добр, я веду беседу, – заворчал Иан, а затем заговорил в трубку: – Пирс наверняка подсыпал им что-то, что подавляет волю, и, когда журналист задал вопрос, они ответили то, что их попросили ответить. Вот как всё просто.

Эми лежала на спине и разглядывала узорчатый потолок. После душа было уже не так жарко, и ногам становилось прохладно. Она далеко улетела в своих мыслях, и на мгновение ей показалось, что она наблюдает за собой со стороны.

– Эми! – позвал Иан. – Ты меня слушаешь?

– Ничего он им не подсыпал, – сказала она.

– Но ты же не думаешь, что…

– Скажи, ты часто вспоминаешь о Натали?

Пришла очередь Иана молчать. Эми только слышала, как он негромко дышит.

– Знаешь, не думаю, что будет правильно… – начал он в своей обычной бодрой манере, но голос у него дрогнул.

– Постоянно, – признался он.

Эми перевернулась на бок, зажав телефон между подушкой и ухом.

– А бывает так, что ты как будто… – Эми пыталась подобрать нужные слова, но они ускользали: – забываешь.

– О чём?

– О том, что её больше нет? Не бывает таких мыслей, что вот повернёшь за угол, – голос у Эми задрожал, но она продолжила: – а там Натали. А может, иногда смотришь на других, и на секунду она возникает на их месте.

– Иногда я слышу её голос, – сказал Иан. – Мне так кажется. На какую-то долю секунды в голове проносится мысль: «Ну что опять ей от меня надо», а потом я понимаю…

– Да, мало кто знает, что те, кто покинул нас, на самом деле все ещё здесь.

– Да, – подтвердил Иан. – Все ещё здесь.

У Эми к горлу подкатил ком.

– Эй, Иан!

Было слышно, как ребята борются за трубку.

– Йона! А ну отпусти!

– Завари-ка мне пока чайку, старина! – протянул Йона, очень похоже изображая Иана. – Нам с боссом надо потрещать.

Эми услышала, как Иан фыркнул, а затем в трубке зазвучал развязный голос Йоны.

– Э-э-эми Кэхилл! – нараспев произнес он.

– Привет, Йона! – поздоровалась Эми. – Как у вас дела?

– Об этом потом. Сейчас хочу подкинуть тебе пару мудрых мыслей. Да, родители Эвана, конечно, дали…

– Я не хочу об этом…

– Знаю, знаю. Но мы и не будем обсуждать, как тебе нелегко. Я хочу поделиться с тобой знанием…

– Да? Каким таким знанием?

– Все эти людишки, которые носятся за тобой со своими фотоаппаратами и блокнотами, все эти журналюги, – последнее слово Йона произнес с явным отвращением, – они же, как голодные псы – только и ищут, кого укусить побольнее.

– Да, и, к сожалению, кусают они нас.

– Но ведь всё можно повернуть по-другому. Собаке нужно, чтобы в пасти что-то было, а что именно – дело десятое. У журналюг так же. Они же зарабатывают на том, что развлекают скучающую публику.

– Ты к чему клонишь?

– К тому, что, если хочешь, чтобы собака бросила одну кость, надо дать ей другую.

– И где я её возьму?

– Когда я пытаюсь отделаться от репортеров, я звоню им и говорю, что Джастин Бибер в парикмахерской на другом конце города собрался бриться налысо.

– Боюсь, в Тунисе на Джастина Бибера никто не клюнет.

– Почему нет? Его вроде даже там слушают.

Эми сама удивилась улыбке, возникшей на губах.

– Хорошо, Йона, я что-нибудь придумаю.

– Поверь моему опыту! Мне тоже бывало нелегко.

Эми попрощалась с Йоной и взглянула на дверь. Вечно прятаться в своей комнате она не могла. Эми оделась и, взявшись за дверную ручку, прислушалась к шорохам в соседней комнате – Джейк, Дэн и Аттикус не разговаривали. Как же стыдно становилось, стоило только вспомнить, что она на них кричала.

«Ты поступила правильно, Эми, – уговаривала она сама себя. – Нужно было сразу отправить их домой».

Эми сделала глубокий вдох, успокоилась и заставила себя выйти. Все трое уставились на неё, но никто не проронил ни слова. Джейк складывал вещи в спортивную сумку, сидя на корточках возле кровати. Дэн сидел у окна и осторожно за ней наблюдал. Так наблюдают за незнакомцем, прежде чем решить, опасен он или нет.

– Пилоту я не звонил, – сказал Дэн. – Мы не можем указывать Джейку и Аттикусу, что делать.

– Но не переживайте, Ваше Величество, – сказал Джейк. – Мы уходим. Поживём в доме у отца, пока будем его искать. Вы с Дэном займитесь сильфием. Если Пирс позвонит, Дэн сообщит мне.

Эми только кивнула. Разве не этого она добивалась? На глаза ей попались переливающиеся на коврике возле разбитого телевизора осколки, и неприятное чувство, засевшее где-то внутри, стало ещё острей.

– Я изучал записи Оливии, – сказал Аттикус. Он сидел у двери, записи были разложены перед ним, а собранная сумка стояла неподалёку. Он развернул их к Эми и ткнул пальцем в жирное пятно на бумаге.

– Мы пирог ели, помнишь? Дальше пятен нет, значит, на этой странице папа и остановился. Я думал, здесь будет что-то про сильфий, но…

Эми взглянула на страницу. Там был какой-то список: Критий, Тимей, Гермократ. Как будто имена. Ниже – всего одна фраза: «Двадцатый Хафсид обязуется хранить сочинения о поверженных стратегах».

– И что это значит?

– Фразу я и сам не понял – какая-то тарабарщина, а в списке – имена.

– И кто эти люди?

– Да никто, – ответил Аттикус. – Серьёзно. Это персонажи «Диалогов» Платона.

– Диалогов? – переспросил Дэн. – Он что, пьесы писал?

– Нет, Платон – греческий философ, жил примерно в четвертом веке до нашей эры и писал в литературной форме диалога. Вместо того чтобы писать, как все, он создавал персонажей, которые обсуждали разные вопросы. А эти трое – персонажи трилогии диалогов, которую он так и не закончил.

– Как не закончил?

– Платон полностью написал первый диалог, который называется «Тимей», второй, «Критий», он сделал наполовину, а к третьему, «Гермократу», так и не приступил.