Книга Сама себе враг - Анна Михалева

Из приемников что-то крякнуло, потом зашипело, превращаясь в нестройный ряд звуков музыкального сопровождения.

— Бедлам! — режиссер вцепился в остатки своих волос.

Никто из актеров не обратил на него внимания. Всем хотелось поскорее завершить сцену и пойти обедать.

— Что с его величеством? — взвизгнула Наталья Прощенко — королева.

Вениамин Федоров схватился за грудь и выполнил еще целый ряд движений, призывающих зрителя поверить, что ему действительно дурно.

Олег Петрович Смирнов, играющий в пьесе Полония, тоже выкрикнул свой текст:

— Прекратите пьесу! — и замахал руками на танцевальную группу.

Федоров взвыл:

— Посветите мне. Прочь отсюда!

Раздался зловещий звуковой эффект, похожий на раскаты грома, потом в тишине порывисто свистнула флейта.

В этот момент из-за кулис белым привидением медленно и величаво выступил отец Гиви, органично дополняя собой общую картину хаоса. Сложив по-монашески ладони, он прошествовал к Вениамину и затормозил в метре от него.

— Огня, огня, огня… — нестройным хором пролепетали оторопевшие актеры.

Федоров затравленно покосился на гуру, потом — на режиссера и наконец тихо проговорил:

— Время медитации.

— Дурдом! — как всегда, томно изрекла Лина и, скрестив руки на груди, закатила глаза.

— А мне нравится, — развязно заметил Людомиров, — свежий взгляд на постановку. Гуру отлично вписался.

— Господи боже! Полдня коту под хвост! — устало вздохнула Прощенко. — Это же все заново прогонять.

— А не набить ли тебе морду?! — как-то уж очень многообещающе поинтересовался Журавлев у Вениамина.

Тот отступил ближе к кулисам, пробормотав, что, мол, у каждого человека свои потребности: кому-то нужно есть, кому-то медитировать. Но ему пришлось замолчать, так как Журавлев демонстративно сжал кулаки. И остальные актеры, похоже, разделяли его праведный гнев. Силы были неравны, тем более что виновник инцидента — отец Гиви — предпочел молча и невозмутимо покачиваться в стороне от основного действия.

— И долго нам еще терпеть эти выходки?! — взревел Журавлев.

— Перерыв! — с отчаянием в голосе крикнул главный и, сверкнув пунцовой лысиной, вылетел вон из зала.

* * *

«Неужели! Быть не может!» — сердце Алены ликовало. Удивительным образом неудачная репетиция удачно повлияла на ход событий. Журавлев ни с того ни с сего согласился дать интервью во время обеденного перерыва. Они сидели на одном из задних рядов зрительного зала, где интимная полутьма располагала к откровенности. Больше в зале никого не было, если не считать не то рабочего, не то осветителя, возившегося за задником декораций. Но он им помешать не мог, так как был слишком далеко. Александр возложил свои длинные ноги на спинку переднего сиденья, слегка склонил голову набок, пригладил изящной рукой густые черные волосы и, наконец, вспомнил, что рядом с ним девушка и журналистка. Он посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом и неожиданно признался:

— Я настолько выбит из колеи, что просто невозможно передать словами!

Алена раскрыла рот. А что еще ей оставалось! Услышать такое от Журавлева! Журавлева, который на протяжении всей своей актерской карьеры старательно сохранял дистанцию со всеми, не говоря уж о представителях прессы. Да эту фразу можно было бы назвать вершиной откровения. Для нее наступили мучительные мгновения, она не готовилась к такому началу разговора, поэтому даже не представляла, что нужно сказать, ведь один неверный шаг — и все пропало. Однако все, на что она в итоге сподобилась, это понимающе покачать головой.

— Я знаю, что выгляжу глупо, — продолжал Журавлев, не обращая на нее внимания, — но никак не могу побороть в себе странное ощущение надвигающейся катастрофы. И гуру этот на меня так странно смотрит! — со злобой выдохнул он.

— Странно?

— Ну да! Так, словно увидал покойника.

— В любом случае вы единственный, на кого гуру обращает внимание, — сдержанно улыбнувшись, заметила она. — Я так до сих пор, кроме его длинного носа, ничего не разглядела. Мне он показывает только профиль.

— Давайте поменяемся! — грустно предложил Журавлев. — Не могу его выносить. Глаза у него сверлящие. Сейчас вот так посмотрел, словно попрощался.

— В конце концов, чего вы ожидали, вы ведь чуть не поколотили его подопечного. А если честно, мне понравилось…

— Да бросьте! — отмахнулся он. — Никому я здесь не нравлюсь. Все считают, что я украл роль у Ганина. Каждый только и думает, какую бы подлянку мне подкинуть. Разве вы не чувствуете?! — Журавлев отвернулся от нее и уставился назад, на открытую дверь зала.

— Если вы об этих дурацких записках, то Лине вообще платье порезали, — Алена не знала, что еще сказать. Уверять его, что актеры театра его обожают и совсем не думают, что он поступил нехорошо, каким-то путем отобрав роль у Ильи, было бы делом бессмысленным, потому что это неправда, и Журавлев это хорошо знал.

— Все это направлено против меня! — уверенно заявил Журавлев. — Дело не в Лисицыной! Вот увидите, костюмами дело не кончится. Разве вы не чувствуете? — он посмотрел на нее так требовательно, словно ожидал какого-то определенного ответа.

— Что?

— Что?! — он перешел на шепот и обвел полутемный зал глазами. — Что-то зловещее нависло над всеми нами. Я ощущаю это каждой клеткой. Я чувствую затхлый запах беды, — глаза его светились каким-то странным, лихорадочным блеском.

Алена даже испугалась, не сошел ли он с ума. Но тут же взяла себя в руки, успокаиваясь мыслью о том, что Журавлев — актер и всего лишь играет роль. Такое часто случается с актерами. Она растянула губы в робкой, настороженной улыбке:

— Всему виной чьи-то неудачные шутки. Кстати, с вами разве никогда такого раньше не проделывали?

Но, похоже, Журавлеву было не до воспоминаний, он снова отвернулся к двери и разочарованно проговорил:

— Я думал, хоть кто-то меня понимает.

— Я не думаю, что вам следует обращать внимание на эти розыгрыши. В конце концов, ваш страх только разжигает азарт того, кто пытается вас запугать.

— Наверное, вы правы, — на удивление покорно согласился Александр и вздохнул, — хотя мне никак не удается казаться безразличным, — он снова вздохнул. — Ну да ладно, вы же хотите задать мне какие-то вопросы?

Алена кивнула:

— Интервью с вами будет напечатано в декабрьском номере нашего журнала, как раз когда пройдет премьера «Гамлета», поэтому мои вопросы связаны в основном с этой вашей ролью и всем, что с ней связано…

— Я думаю, вы не станете писать про дурацкие записки и прочую дребедень, да?! — это был не вопрос и даже не просьба. Это было четко сформулированное условие только что составленного договора, который Алена, как журналист, должна была подписать. Она быстро заверила Журавлева в том, что ничего о теперешней нервозной обстановке в театре на страницы журнала «Оберег» не просочится.