Книга Книга о Бланш и Мари - Пер Улов Энквист

Именно в первые годы двадцатого века Мари, безо всякого тщеславия, представляет отчет о возникновении современного мира. Иногда присутствует Пьер Кюри, иногда Бланш, кто-то спрашивает, кто-то пишет, иногда Бланш, иногда Мари, но в центре всегда элемент, называемый радием, загадочно светящийся, пылающий, как любовь, пока еще не смертельный.

Отправляясь на поиски нового мира, нельзя бояться прилипающей к ногам старой глины.

В последний год жизни Пьера супруги Кюри проявляли большой интерес к женщине-медиуму по имени Эусапия Палладино, разъезжавшей по миру с целью «установления контактов между царствами живых и мертвых». Она родилась в итальянской горной деревне, в детстве упала и пробила себе в голове дырку; согласно одной из теорий, когда она пребывала в трансе, из этой дырки дул «холодный ветерок».

Еще она могла заставить танцевать стулья.

Пьер и Мари Кюри впервые встретились с ней в 1905 году. Они изучали ее в течение нескольких сеансов, но не нашли никакого объяснения. Как же они могли его найти, если и радиевое излучение еще оставалось загадкой? Вечером в день своей смерти Пьер рассказывал в Физическом обществе о феномене Эусапии Палладино и вдохновенно защищал «убедительность и реальность этого феномена».

Двумя часами позже он умер. Вот ведь как получилось. Почему бы и нет? Чем отличаются искания Бланш от исканий Пьера или Мари?

5

Первые две любви Мари остались в Польше.

Это было до того, как Мари отправилась к любви номер три и номер четыре, до ее переезда в Париж. Однако самой первой ее любовью, возможно, была ее родина — Польша. Мари порой выходит из себя, по поводу царского гнета или чего-то другого? В тринадцать лет, в разговоре об «Отелло» Шекспира, она яростно нападает на Дездемону: Нет и еще раз нет! Что же эта «милая Дездемона» за личность, если совершенно безропотно позволяет себя унижать! Допускать такое может только глупая овца! Подруга уверяла ее, что любящая жена, если потребуется, пойдет и на большее, чтобы умилостивить своего супруга, но Мари еще яростнее возразила, что человек, которого грубейшим образом оскорбляют, избирает смерть! а дальше разговор приобрел совершенно иную направленность: я могу вытерпеть оскорбление и даже простить, если оно нанесено лично мне, но я никогда бы не простила унижения моей родины!

Свои первые две любви она сбросила, словно змеиную кожу, на удивление ядовито пишет Бланш, С любовью дело обстояло так же, как с польской культурой и польским языком. Царский гнет вытеснял любовь из жизни. В конце концов любовь вырвалась на свободу. В этом смысле она являлась своего рода освободительным движением и, следовательно, была обречена на смерть, хоть и свободна. Русские угнетатели всеми способами преследовали сам принцип любви, поэтому преподавание польского языка и польской культуры должно было продолжаться тайно, во имя любви.

От первого мужчины, молодого офицера, остались лишь имя и портрет. Он не сумел подчинить Мари себе и был брошен.

Вторую любовь она тоже покинула и на пути к Парижу и научной работе думала о пережитом с удовлетворением.

На фотографиях она туго затянута в корсет: очень узкая талия и выступающая грудь. Всю жизнь ее считали красивой и чувственной, за исключением кистей рук, рано обожженных и деформированных радиевым излучением. Во время любовного экстаза она прятала руки в волосах партнера, как бы из любви, но, возможно, от стыда, отмечает Бланш в «Книге». Руки у нее были в шрамах. Любовь выжгла на них свою отметину, словно Мари была животным, а радий — тавром.

Бланш часто прибегает к метафорам. Образы тавра и радия встречаются неоднократно.

Да еще этот таинственный голубой цвет, возможно, являющийся результатом излучения. И обе они постоянно пытаются его объяснить.

Как отнеслась к смерти Пьера Мари?

В досье на мексиканского двухголового монстра Паскаля Пинона и его жену Марию, в сцене смерти, можно кое-что найти.

Скажем, здесь. О, только бы это тут было!

«Он умер вечером 21 апреля 1933 года в больнице Оранж Каунти в Лос-Анджелесе. Ухаживавшая за ним в последний год медсестра, по имени Хелен, все время сидела рядом с ним. Смерть наступила безболезненно: когда он умер и крупное темное лицо обрело покой, а рука свесилась вниз — это было так, словно бы птица взлетела над озером, легко и беззвучно устремилась в ночной туман и исчезла — тихо и безмятежно. И ее больше нет.

Согласно журналам, Мария умерла через восемь минут после него.

Когда он умер, она широко распахнула глаза, и в них отразился безумный испуг, как будто она сразу поняла, что произошло; губы, которые на протяжении всей ее жизни пытались что-то высказать, зашевелились, словно моля о помощи. Но и теперь с них не слетело ни звука. Ни звука. В течение нескольких минут она, казалось, отчаянно пыталась что-то прокричать, то ли ему, то ли кому-то другому, а может быть, в ужасе силилась вернуть его своим криком обратно. Но птица уже скрылась, ночной туман вновь неподвижно навис над озером, и она осталась в одиночестве.

Что она хотела прокричать? Никто не знает. Пытаться объяснять любовь бесполезно. Но кем бы мы были, если бы не пытались?

Потом она внезапно успокоилась, и ее глаза наполнились слезами. Птица улетела, и она осталась в одиночестве; она плакала второй раз в жизни. Первый раз это произошло, когда кризис миновал и она сидела на ступенях вагончика, а человек-собака ласково гладил ее по щеке птичьим пером. Теперь она плакала во второй раз, но совершенно спокойно. Она была готова сделать невероятный шаг в краткий миг одиночества, прямо в головокружительную пустоту, сознавая, что справится. Она лежала, сохраняя спокойствие и устремив взгляд прямо вверх, сквозь все, словно ничто уже не могло ей помешать. Потом губы медленно разомкнулись в очень слабой, но отчетливой улыбке, она закрыла глаза и умерла. Это произошло через восемь минут после смерти Пинона.

Она провела в одиночестве восемь минут».

И Пьер и Мари считали себя людьми с периферии бытия. Здесь, на окраине, они были спаяны поисками тайны. Мари объяснила Бланш, что в этом симбиозе и заключается тайна любви.

Спаяны?

Мари была чужестранкой, выросшей на стихах Мицкевича и яростных, пламенных воззваниях польских патриотов, на их огне! призвании! языке! Она любила все это описывать.

И вот ей встречается Пьер — внук коммунара.

Он вполне мог показаться похожим на одного из офицеров, брошенных Мари в юности: он мог представляться ей совершенно несгибаемым, как клинок, как коммунар; но внезапно она увидела, насколько он болен и немощен.

Кашель. Мертвенно бледное лицо.

Почему страстные любители радия делались такими удивительно бледными?

Да, они совершенно выцветали, растворялись.

Неужели дело было в пылающем голубом сиянии? Возможно, это был голубой свет символизма, или голубизна декаданса, или голубая симфония запахов Гюисманса: каждый мог толковать голубой свет нового века по-своему. Казалось, было предчувствие, что наступающий век окажется загадочным и ужасным, и этим предчувствием были окрашены все метафоры! Симфония запахов! Медуза!