Книга Тупой Амур - Арабелла Вейр

Хэт торопливо напялила на себя все, что оказалось под рукой, – в результате получилось что-то вроде Ворзел Гаммидж.[14]Хэт никогда не следила за модой, и ей было все равно, как ее образ жизни отражается на прическе. Она проклинала себя за то, что не может отложить свои дела. Больше всего на свете ей хотелось сейчас целиком сосредоточиться на неотложном деле возвращения к той жизни, которой она радовалась всего лишь девять дней назад. И дело не в том, что она не любила свою работу. Ей нравилось то, чем она занимается. За любым садом и офисным уголком, каким бы банальным он ни был, она ухаживала, словно мать за ребенком. Она переживала по поводу любого увядшего растения, а те из них, что поникли, возвращала к жизни с заботой, которую люди уделяют разве что умирающим родственникам. Но Хэт не любила разговаривать с растениями: она терпеть не могла всю эту чертовщину, а тому, кто так делал, говорила: «С таким же успехом можно разговаривать с лопатой». Хэт не была романтиком, но искренне привязывалась к вверенным ее попечению живым организмам и проникалась к ним чувством глубокой ответственности. Она гордилась своей работой и нередко думала о том, что если бы ей пришлось заботиться о мужчине, то отдала бы ему не меньше энергии, чем тратила на поддержание жизни капризных орхидей.

Следующие два рабочих дня были самыми обыкновенными и не отвлекали Хэт от навязчивой идеи. Нужно было побывать в трех садах, работа в которых не требовала умственного участия и сводилась к рутинному обрезанию веток, прополке и мульчированию.[15]Это позволило Хэт обдумать новый фантастический план, призванный заставить Джимми переменить свое мнение. Этот план навеяла на нее тяпка.

В первый день ничего не произошло, и Хэт нехотя вступила во второй в надежде, что действительность что-нибудь ей подскажет. И тут, словно по волшебству, ее чаяния были вознаграждены после того, как она по неосторожности нанесла себе рану. В это время она была у клиента, пианиста Германа Маллера, который уехал на гастроли. Он часто покидал город, и Хэт обычно входила через заднюю калитку и занималась своими делами. В тот день, стоя на коленях на траве, она мульчировала одно нежное растение и с такой силой воткнула тяпку в землю, что у той сломалась ручка, после чего в землю вонзились два пальца Хэт. Боль была страшная. Хэт стала трясти рукой, потом крепко зажала ее под мышкой. Хэт ждала, что боль пройдет, но пальцы вспухли, ими трудно было шевелить. Наконец она решила, что надо проверить, не сломаны ли они. Одной рукой она кое-как собрала вещи и села в свой пикап.

До больницы она доехала, управляя одной рукой и локтем другой. В дороге Хэт поняла, что если попытается обратить на себя внимание других водителей, то вызовет у них непредсказуемую реакцию. Ее пикап двигался, словно по газону: руль был сам по себе и часто поворачивал туда, куда ей не было нужно. Привыкнув к новой манере езды, она поклялась, что еще разберется со своенравным рулем.

Перелистав шестилетней давности, с загнутыми уголками, журнал, Хэт отшвырнула его в сторону и виновато огляделась, не видел ли ее кто-нибудь с «Woman's Realm» в руках. Сорок минут назад она была у врача и теперь скучала. Напротив нее сидела пара. Мужчина поддерживал за плечи девушку, которая согнулась, вероятно, от боли в животе. Глядя на них, Хэт позавидовала той нежности, с которой мужчина относится к девушке. И тут ее осенило. Ну конечно же, то, что надо! Именно этого случая она ждала – железный повод позвонить Джимми. Не нужно притворяться, будто у тебя смертельная болезнь, это гораздо лучше, с волнением подумала она. У меня настоящая травма, а разве можно отвергать травмированного человека? Хэт подскочила к телефону, висевшему на стене.

– Здравствуй, Джимми, это я… э-э-э… Хэт. До нее вдруг дошло, что слова «это я» говорят влюбленные, а не недавно расставшиеся люди.

– Здравствуй, – ответил Джимми. Интересно, что он подумал? «Вот, черт, опять позвонила, что я ей скажу лучше бы трубку не снимал» или «Хорошо, что ты позвонила, потому что я не решился сделать это сам, но так хотел тебя услышать, может, встретимся?» Она решила, что одного слова для полного анализа недостаточно, и продолжила:

– Я в больнице.

– В чем дело? Что случилось?

«Отлично, – подумала Хэт, он меня еще любит, иначе бы сказал: „Вот как?" или „Ну и что?", а он хочет узнать, что случилось, это хороший знак».

– Я повредила руку.

– Работала в саду? – спросил Джимми. Решил, что ничего серьезного.

Черт, что-то не так, занервничала Хэт, он думает, что у меня обычная производственная травма, строго говоря, так оно и есть, значит, надо, чтобы он подумал, что у меня кое-что похуже. Надо поднять ставки.

– Да… э-э-э… но рука довольно сильно болит, – солгала Хэт.

– Ты можешь ею двигать?

– Нет.

Наступило молчание. Хэт ждала, что Джимми спросит что-нибудь еще, а он ждал, когда она продолжит.

– Она сломана? – спросил наконец Джимми.

– Э-э-э… нет.

Наступило еще более тягостное молчание. Джимми снова заговорил первым:

– Она у тебя в гипсе?

– Не совсем.

Хэт поняла, что упускает удачу. Надо действовать решительнее, но она ничего не могла придумать. Только сейчас она поняла, что сделала большую глупость, не определившись с серьезностью травмы до того, как сняла трубку, и обозлилась на себя.

– Может, растяжение? – продолжал Джимми.

– Э-э-э… а-а-а… нет.

– Слушай, Хэт, мне жаль, что у тебя травма, но я не могу понять, зачем ты мне позвонила, – пробормотал Джимми.

Хэт поняла, что надо немедленно отреагировать.

– У меня ампутировали руку.

Боже мой, пронеслось у нее в голове, что я такое говорю?

– Хэт! Ты это серьезно?

– Гм… э-э-э… не совсем… не до конца. Но могли бы.

Хэт изо всех сил напрягла мозги.

– Хэт, так тебе ампутировали руку или нет? – спросил Джимми.

Он явно был потрясен.

– Нет, но говорят, что сделают это, если за ночь не наступит улучшение.

Черт! Надо было сказать – «в ближайшие три недели», а потом можно было держаться за эту теорию и после свадьбы. Кто же бросит человека, которому грозит ампутация?

– И что мне, по-твоему, делать? – спросил Джимми. Сочувствия в его голосе она не услышала.

«А сам ты что думаешь? Занялся бы нашей свадьбой, болван!» – закричала она про себя.

– Э-э-э… может, ты приедешь в больницу и, так сказать, подержишь мою руку.

Хэт захотелось ударить себя. Стала бы я шутить, если бы мне предстояла ампутация. Больше печали в голосе, велела она себе.