Книга Ключ - Саймон Тойн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открыв глаза, она испытала новый шок: изображение на экране поменялось, и теперь на нем было то же самое, что и на первых полосах всех газет, когда Лив только прибыла в Рун. Она видела, как ее брат Сэмюель стоит на вершине Цитадели с раскинутыми руками, как натянулась его сутана, а тело изображает Т-образный крест.
— Прошло уже двенадцать дней после трагического явления монаха на вершине рунской Цитадели и десять — после того, как взрыв разрушил часть основания крепости…
Двенадцать дней!
— Многие полагают, что эти события в Руне каким-то образом связаны с природными феноменами, происходящими по всему миру, — сейчас мы с вами их видели. Различные группы верующих считают, что это — свидетельство гнева Господа Бога или знамение приближающегося конца света, предсказанного в «Откровении» Иоанна Богослова. По мнению этих людей, смерти спасенных с горы монахов означают, что Бог забирает причитающееся ему. Всего несколько минут назад общая цифра смертей снова возросла.
Картинка сменилась, на экране появилось дергающееся изображение высокого лысого человека с черными усами и грустным выражением на лице. Субтитры подсказали, что это доктор Джемья, заведующий регистратурой рунской больницы Давлата Хастенеси. Он стал читать заранее заготовленное сообщение, его речь приглушили, давая за кадром английский перевод.
— С сожалением вынужден сообщить, что сегодня в час двадцать пять минут по местному времени скончался еще один из тех, кого удалось вывезти из Цитадели. Общее число умерших, таким образом, достигло девяти человек.
Журналисты оживились и стали забрасывать доктора вопросами:
— Что послужило причиной смерти — такое же кровотечение, как и у остальных?
— Да.
— Известно ли, чем вызвано это кровотечение?
— Мы изучаем данный вопрос.
— Это вирус?
— Нет.
— Эта болезнь заразна?
На последний вопрос доктор не ответил. Он повернулся спиной к журналистам, взбежал по ступеньками и скрылся внутри больничного здания.
— С горы спустились тринадцать человек, — продолжал комментатор телевидения. — Теперь в живых остались лишь четверо из них.
Картинка снова сменилась, и Лив уставилась на свою фотографию, помещенную между снимком смутно знакомой черноволосой женщины и лежащего на носилках монаха в зеленой сутане; из многочисленных разрезов на его теле струилась кровь.
— Трое из них все еще находятся в больнице, их состояние, по словам медиков, неодинаково: от вполне удовлетворительного до критического.
Появились кадры нечеткой съемки: темноволосого мужчину заталкивают в полицейскую машину.
— Четвертый находится в полиции, где его подвергают допросам.
Картинка застыла, и у Лив екнуло сердце — она узнала это лицо, а в памяти всплыло имя.
Габриель.
Стоило увидеть его, и на нее волной нахлынули чувства и воспоминания.
Она вспомнила, как он улыбался ей во тьме Цитадели, как вывел ее наружу и поддерживал в отделении неотложной помощи, пока полицейские не забрали его с собой. Он смотрел ей в глаза, гладил ее лицо.
«Если появится возможность, беги, — сказал он ей тогда, — беги подальше от Цитадели. Береги себя, пока я тебя не найду».
Потом крепко поцеловал ее в губы, но полицейские оттащили его, и она осталась одна среди царившего в больнице хаоса.
Она прикоснулась к губам, вспоминая его поцелуй и жалея, что помнит так мало. Отсюда надо бежать — об этом говорил Габриель, об этом же кричал ее собственный инстинкт самосохранения. Ей нужно укрыться в каком-нибудь безопасном месте и постараться вспомнить по кусочкам все, что произошло в мрачных глубинах горы. Ей необходимо найти место, где эта гора не будет нависать над ней своей грозной тенью, а от медикаментов не будет плыть сознание. Ей нужно попасть домой — это она понимала благодаря обострившимся инстинктам дичи, на которую охотятся.
Внезапно она услышала легкий скрип подошв по линолеуму за дверью палаты — как будто кто-то уловил ее страх и потянулся к нему. Лив схватила пульт, выключила телевизор и снова откинулась на подушку. Дверь медленно начала открываться.
Цитадель в Руне
По горе хлестали струи дождя, когда брат Садовник вывел маленькую делегацию наружу, в огражденный высокими стенами сад, находившийся в центре Цитадели. Было решено, что, пока не будет должным образом оценено состояние сада, входить туда имеют право лишь главы основных подразделений монастыря или исполняющие обязанности таковых.
— Вот, — проговорил брат Садовник и показал пальцем на верхние ветки яблони. — Видите, как поблекли листья?
Даже Афанасиус, не особо разбиравшийся в природе, видел, что дерево не выглядит здоровым. Казалось, оно готовится к осени, а не собирается расцветать, как положено в разгар весны.
— Когда ты это заметил? — в нос прогудел Аксель, выдавая манеру бывшего полицейского.
— Только вчера. Но я перед этим не так много времени проводил в саду — надо было работать на расчистке завалов внутри горы.
— А раньше не было никаких признаков этой… хвори?
— Нет.
— Значит, все началось после взрыва?
— Да, наверное, так и есть.
— Видишь? — Отец Малахия повернулся к Афанасиусу. — Нельзя было допустить, чтобы Посвященные хоть одной ногой ступили с горы. Своими действиями ты нарушил влияние каких-то священных сил. Здесь это явно видно.
Афанасиус прошел мимо него и вгляделся в увядающие ветви дерева.
— А случалось тебе сталкиваться с чем-то подобным прежде?
— Время от времени, — пожав плечами, ответил брат Садовник.
— И отчего это случалось прежде?
— Да от всяких причин, по которым погибают деревья: засуха, нашествие насекомых, болезни.
— А может это быть от землетрясения?
— Может. Если почва достаточно сильно сдвинется, тогда ломаются корни и дерево не получает больше питания.
— Разве кто-нибудь не согласен с тем, что сила взрыва, потрясшего гору, способна вызвать такие же последствия, что и землетрясение? — Теперь он повернулся к Малахии: — Я понимаю, мы все страшно переволновались из-за случившегося, но сейчас не время сеять заблуждения и впадать в панику. Нам необходимы трезвая голова и взвешенное руководство. — Афанасиус снова обратился к брату Садовнику: — Что бы ты посоветовал сделать, учитывая сложившуюся обстановку?
Грузный Садовник пощипал бороду и внимательно посмотрел на деревья.
— Ну, если дело обстоит так, как ты сказал, то хуже деревьям уже не станет. Засохшие и засыхающие ветки можно отсечь, тогда деревья поправятся быстрее. Но если причина в чем-то другом, — он искоса посмотрел на Малахию, — то болезнь будет распространяться.