Книга Беседка. Путешествие перекошенного дуалиста - Миша Забоков

Я с любопытством разглядывал Васю, находя в его словах подтверждение недавней тезе, настолько поразившей меня в Лиссабоне, что пришлось остановиться и предложить Мирычу немедленно выпить.

— Ради чего работать? — с хитринкой в глазах, будто нарочно подтрунивая над Васей, озорно заметила Инга. — Чтобы опять-таки выпить и поболтать по душам. Правильно? Но ведь мы и так уже пьем и душевно болтаем! — Инга повела головой вокруг стола, уставленного бокалами с вином. — Так чего ради огород городить и грузить себя японским производственным процессом, только отвлекающим нас от основного занятия?!

Она перевела взгляд на Мирыча, что сидела напротив нее и, по-видимому, больше других внушала ей доверие, без которого невозможно было рассчитывать на взаимопонимание, не побоюсь даже сказать — на взаимоуважение. И придавая особое значение присутствию моей супруги за столом, Инга была необыкновенно прозорлива. Ведь, если я не ошибаюсь, Мирыч прихватила к ужину большую флягу крепкого белого напитка. Порядки на судне, касающиеся личной жизни и поведения пассажиров, если кому-то и доставляли мелкие неудобства, то лишь по причине раннего подъема на завтрак и короткого ночного перерыва в режиме работы бара «Лидо», в остальном же они ничем нас не обременяли, поэтому у меня не было необходимости разливать флягу под столом, как это принято обычно делать в подобных случаях на Родине. Никто не отказался, только Марина как-то вяло упиралась, полагая, что некоторая доля кокетства ей не помешает. Женское кокетство — это святое, но надо знать ему время и место. Что касается времени, то, как помните, я отвел ему утренние часы, ну, в крайнем случае, — первую половину дня, то есть кокетничай себе на здоровье, Марина, в завтрак и в обед. К ужину, согласно судовому расписанию, вступают в силу уже другие правила, в соответствии с которыми невинное девичье кокетство уступает место прожженной женской куртуазности, гармонирующей с салонной богемностью вечерней обстановки и безудержным мужским благородством. А это с твоей стороны, Марина, совершенно не к месту. Какая может быть куртуазность в присутствии Мирыча! Кроме того, кокетливым девушкам следовало бы знать, что мужскому великодушию, предусматривающему неоднократные предложения кокетке выпить, отводятся преимущественно утренние часы. Вечером же аристократы вправе рассматривать кокетливое жеманство неопытных барышень как недостаточное основание для бесполезного разбазаривания ценного напитка. Но я же галантный мужчина, разве мог я обнести, пусть даже и кокетку!

Девушки хмелели на глазах, превращаясь в легкую добычу для праздношатающихся ловеласов, в редком количестве, но всё же представленных на судне. По мере опустошения фляжки они становились всё более привлекательными, проявляя свои лучшие качества: теплоту и душевную отзывчивость, способность к сопереживанию, тонкое чувство юмора, а также готовность разделить мое убеждение в гуманистической роли алкоголя не только в самой России, но и за ее пределами. Вася, хоть и пил, даже успел заказать себе еще и рюмку коньяку с тележки, — ну разве можно смешивать два таких разных по своему гуманистически-оздоровительному назначению напитка! — тем не менее по-прежнему выпадал из всеобщего гама шумного застолья, сидя с краю стола, как одинокий нахохлившийся воробей на одинокой ветке. Инга, наоборот, была в гуще всех разговоров, живо и непосредственно поддерживая смехом анекдоты, которыми сыпала Мирыч, и мои представления о времени и месте кокетства в жизни современной женщины.

Другие столы ничем не отличались от нашего. Слышались здравицы в честь капитана, а также многие лета и пожелания недюжинного здоровья впередсмотрящему. Последнему особенно сильно желали остроты ночного зрения. Официантка с тележкой вот уже несколько раз подъезжала к соседнему столику, за которым расположилась теплая компания нефтяников из Тюмени. Видимо, посчитав такой способ обслуживания малоэффективным, она решила вообще больше не покидать нуждавшихся в ее постоянной заботе обмороженных сибирскими ветрами тюменцев, разбив перед ними стационарный пункт скорой алкогольной помощи. Плоды столь научно-усовершенствованной организации труда — а где Вася? ушел, что ли? жаль, вот порадовался бы, чудак! — не заставили себя долго ждать. Сначала солирующим тенором, потом на два голоса с приятным баритоном и, наконец, дружным тутти соседний стол проникновенно затянул: «Открой мне, Отчизна, просторы свои, заветные рощи открой ненароком…»

Поздно вечером, посетив предварительно музыкальный салон, где методом проб и ошибок мне всё же удалось найти оптимальный состав коктейля, отыскавшийся в сочетании 50 г водки и 50 г полусладкого белого мартини с лимоном и двумя кубиками льда — большее число кубиков приводит к сильному разбавлению этого освежающего напитка, — я вместе с Мирычем стоял на палубе и смотрел в темноту бескрайнего океана, которая полностью сливалась вдали со звездным ночным небосклоном. Со стороны бара «Лидо» приглушенным хором голосов раздавался всё тот же пронзительный напев: «А Родина щедро поила меня…» Кое-где едва заметными светлячками, будто далекими звездочками, что расширяли черноту необъятного космического пространства, обманчиво застыли на месте спешившие к желанному берегу суда. Внизу, вдоль борта теплохода, вздымалась и перекатывалась белыми бурунами пенная волна. Ее мелкие соленые брызги, подхваченные на лету теплым ветром, порой долетали до нас, отрезвляли сознание и пробуждали мысли. Я смотрел в океан и думал, думал… Знать бы еще — о чем я думал! Впрочем, если всё хорошенько обмозговать, то в такую непроглядную ночь, когда вокруг ни зги не было видно и весь мир казался сплошной черной дырой, скорее всего я мог думать о чем-то отвлеченном, абстрактном, сверхъестественном, антинаучном. Ну конечно, как я мог забыть, разумеется, я думал о Родине!

Глава 3 Фуншал

Утром, без каких-либо признаков помятости на лице, мы встретились за завтраком.

Воспитанный в духе марксистской идеологии, неустанно трудившейся над тем, чтобы в рамках гармонического единства качественных и количественных соотношений привить мне вкус к здоровому образу жизни, — я спрашивал себя: «Где сподручнее, иначе говоря, где больше и с наименьшими потерями для внешнего облика пьется русскому человеку — в постылом, но родном Отечестве или за его рубежами? Допустим, где-нибудь на свежем воздухе, да хоть в той же не раз уже упоминавшейся глухой деревне Тверской области в период заготовки маринованных маслят, расположившись на собственноручно сколоченной лавочке рядом с банькой на зеленой лужайке под высокой березой и мелким орешником в компании алчущих местных жителей, или на линкоре с зачехленными орудиями при подходе к острову Мадейра?» Казалось бы, ответ напрашивается сам собой: «Конечно в деревне. Там дешевле!» Надеюсь, вы заметили, как столь важный вопрос марксистской идеологии, жизненно волнующий всех россиян, перекочевал из сферы общественного сознания в экономическую плоскость. Я с уважением посмотрел на Васю, сидевшего за завтраком в своем дежурном утренне-вечернем смокинге — серой рубашке с коротким рукавом, джинсах и кроссовках. «Прав Васятка, — подумал я, — экономика всему голова! Подарить ему, что ли, бабочку?» А раз так, то в экономике нужно оперировать точными цифрами и не чураться корректных сравнений. Поэтому поставим пьющих сельских жителей и нефтяников из Тюмени в равные условия. Предположим, что и те и другие черпают крепкие напитки из одного источника, то есть по одинаковым ценам. Скажем, в деревне продают крепкие напитки по тем же ценам, что и на линкоре при подходе к острову Мадейра. Что получается? То-то и оно, ответ противоположный. Более того, ответ будет тем же, даже если ревностные апологеты логистики, выкручивая мне за спину руки, будут настаивать на продаже крепких напитков при подходе к острову Мадейра по ценам деревенского сельмага; в этом случае при подходе к острову Мадейра выпьют больше просто от жадности, как если бы эти крепкие напитки продавали в баре «Лидо» с 30 %-ной скидкой подобно аперитивам. Таковы казусы современной экономики.