Книга Этот неподражаемый Дживс - Пэлем Грэнвил Вудхауз

– Берти, – проговорил он. – Как хорошо, что я тебя встретил. Случилась удивительная вещь!

– Скотина! – вскричал я. – Куда ты делся? Ты знаешь, что…

– А, это ты насчет того, что меня не было там, в кустах? Я просто не успел тебя предупредить. Все отменяется.

– Что отменяется?

– Берти, я как раз направлялся к пруду, чтобы спрятаться в условленном месте, когда произошло нечто необыкновенное. Я шел по лужайке и вдруг увидел самую прекрасную, самую изумительную девушку на свете. Другой такой просто нет! Берти, ты веришь в любовь с первого взгляда? Ведь ты же веришь, я знаю, Берти, старик, ты не можешь не верить! Как только я на нее взглянул, меня потянуло к ней как магнитом. Я забыл обо всем на свете. Мне показалось, что мы одни в мире, полном музыки и солнца. Я подошел к ней. Я заговорил с ней. Ее зовут мисс Брейтуэйт, Берти, – Дафна Брейтуэйт. Как только наши взгляды встретились, я понял, что чувство, которое я принимал за любовь к Гонории Глоссоп, было лишь минутным увлечением. Берти, ведь ты же веришь в любовь с первого взгляда, верно? Она такая изумительная, такая добрая. Похожа на юную богиню…

Я молча повернулся и ушел к себе в комнату.

Два дня спустя я получил письмо от Дживса.

«Погода, – писал он, – по-прежнему стоит превосходная. Сегодня я искупался с особенным удовольствием».

Я горько рассмеялся и спустился в гостиную, где меня ждала Гонория. Она собиралась почитать мне вслух Рескина[10].

ГЛАВА 7. На сцене появляются Клод и Юстас

Гром среди ясного неба грянул ровно в час сорок пять пополудни. Спенсер, дворецкий тети Агаты, поставил на стол блюдо с жареным картофелем, как вдруг Гонория сказала нечто, заставившее меня подпрыгнуть на месте и катапультировать ложкой шесть кусков картошки прямо на буфет. Я был потрясен до глубины души.

Заметьте, что моя нервная система к этому времени была сильно расшатана. Вот уже две недели, как я был помолвлен с Гонорией Глоссоп, и не проходило дня без того, чтобы она не пыталась меня «формировать», как выражается тетя Агата. Я до рези в глазах читал мудреные книжки; бок о бок мы Прошагали не менее сотни миль по залам картинных галерей; и вы никогда не поверите, какое количество концертов классической музыки мне пришлось за это время прослушать. Естественно, я был не в состоянии стойко держать удар, тем более удар столь сокрушительной силы. Гонория затащила меня на обед к тете Агате, и я в отчаянии твердил про себя: «Смерть, ну где твое спасительное жало!»[11], и вдруг – как обухом по голове.

– Берти, – внезапно произнесла она с таким видом, словно ей только сейчас это пришло в голову. – Этот ваш слуга – как его…

– Слуга? Дживс, а что?

– По-моему, он оказывает на вас дурное влияние, – сказала Гонория. – Когда мы поженимся, вам придется от него избавиться.

Вот тут я и запулил ложкой шесть отменных поджаристых ломтиков картофеля на буфет, а Спенсер кинулся за ними с проворством хорошо натасканного ирландского сеттера.

– Избавиться от Дживса? – Я задохнулся от возмущения.

– Да. Он мне не нравится.

– И мне он не нравится, – сказала тетя Агата.

– Но это невозможно. Я… да я и дня не смогу прожить без Дживса.

– Придется, – сказала Гонория. – Мне он положительно не по нутру.

– И мне он положительно не по нутру, – сказала тетя Агата. – Я давно об этом твержу.

Жуть, верно? Я всегда подозревал, что брак связан с лишениями, но мне и в кошмарном сне не могло привидеться, что он сопряжен со столь страшными жертвами. До конца обеда я пребывал в полуобморочном состоянии.

Предполагалось, что после обеда я буду сопровождать Гонорию в качестве носильщика по магазинам на Риджент-стрит. Однако, когда она поднялась, чтобы идти, прихватив меня и прочие предметы экипировки, тетя Агата ее остановила.

– Поезжайте одна, дорогая, – сказала она. – Мне нужно кое о чем поговорить с Берти.

В результате Гонории пришлось отправиться за покупками без меня. Как только она ушла, тетя Агата подсела ко мне поближе.

– Берти, – сказала она. – Милая Гонория ничего об этом пока не знает, но на пути к вашему браку возникло небольшое препятствие.

– Да что вы? Не может быть! – воскликнул я, ослепленный внезапно блеснувшим лучом надежды.

– О, ничего серьезного, разумеется. Всего лишь досадное недоразумение. Дело в сэре Родерике.

– Решил, что поставил не на ту лошадь? Собирается аннулировать ставку? Что ж, наверное, он прав.

– Умоляю, перестань молоть чушь, Берти. Это вовсе не так серьезно. Просто профессия сэра Родерика заставляет его быть… ну… сверхосторожным.

– Сверхосторожным? – не понял я.

– Ну да. Полагаю, это неизбежно. У специалиста по нервным болезням со столь обширной практикой поневоле должно сложиться несколько искаженное представление о людях.

Теперь до меня стало наконец доходить, к чему она клонит. Сэра Родерика Глоссопа, отца Гонории, обычно называют специалистом по нервным болезням, хотя на самом деле все прекрасно знают, что большинство его клиентов – самые настоящие психи. Если ваш дядюшка-герцог начинает заговариваться и вы, войдя в голубую гостиную, обнаружите, что у него солома в волосах, вы вызываете папашу Глоссопа. Он является, с глубокомысленным видом осматривает больного, долго разглагольствует насчет перенапряжения нервной системы и рекомендует полный покой, уединение и прочую чепуху. В Англии нет благородного семейства, которое бы раз-другой не прибегало к услугам сэра Родерика, и надо полагать, что такое занятие – когда изо дня в день заговариваешь пациентам зубы, пока любящие родственники вызывают санитарную карету из желтого дома – действительно способствует формированию «несколько искаженного представления о людях».

– Ты хочешь сказать, он считает меня чокнутым, а ему не нужен чокнутый зять? – спросил я.

Моя способность схватывать все на лету почему-то только раздражила тетю Агату:

– Глупости, ничего подобного он, разумеется, не считает. Я же тебе говорю – он просто сверхосторожный человек. Хочет убедиться, что ты абсолютно нормален. – Тут она на некоторое время замолчала, потому что Спенсер принес кофе. Когда он ушел, она продолжила свою мысль: – Ему рассказали какую-то немыслимую историю, будто ты столкнул его сына Освальда в пруд в Диттеридже. Разумеется, это неправда – на такое даже ты не способен.

– Я просто к нему прислонился, а он возьми да и свались с моста.