Книга Не мир, но меч! Русский лазутчик в Золотой Орде - Алексей Соловьев

Проводник уверенно показал на запад.

— Далеко?

— На свежих лошадях суток двое ходу. Это если одвуконь идти.

Иван задумался. Успевший хорошо изучить его характер, Архип спросил:

— Думаешь путь поменять?

— Думаю, литвины полоном, скотом уже себя изрядно огрузили. Скоком не пойдут. Нас не намного опередили. Повестить бы можайцам, чтоб в осаду округу забивали.

— А как же Симеон Иванович?

— Делиться нам надо, Архип, отсюда и врозь. Я на Можайск, ты в Торжок. Кониками вот чуть погодя разживемся, и разбежимся! Согласен?

В словах Ивана был заложен такой глубокий смысл, что Архип кивнул не размышляя. Лишь попросил отправить с ним всех оставшихся дружинников боярина Андрея.

Стемнело полностью. Приготовив оружие, москвичи направились к городским воротам. Саженях в ста спешились, оставили коноводом Славу. Иван хорошо запомнил свою оплошность при поимке Романца на берегах Рузы. Тогда жеребцы и кобылы совсем некстати начали перекликаться, повестив предателя о засаде. Здесь им нужно было меньшим числом вырезать десяток спящих. Ранний сполох мог также испортить все дело.

У дверей никто не охранял, затянутое бычьим пузырем окошко темно молчало.

— Вояки, мать их…! — зло прошептал Иван. — Как у себя дома ночуют! А ну, раздеться всем до исподнего, чтоб белая одежда видна была! Тогда свой своего не порежет. В руки мечи и ножи! Готовы? Макарка, запаляй факел! С богом!

Тяжелым ударом ноги рослый Глеб распахнул дверь. Толпою кинулись внутрь, спотыкаясь, нашаривая лежащие на скамьях и соломе тела и начав резать их на ощупь, не дожидаясь света. Криков не было, и это было особенно страшно. Когда же по стенам заплясали отсветы прыгающего пламени, когда Макарий с перекошенным от ярости ртом и длинным узким засапожником в руке словно явил собою символ справедливости всех порубанных, распятых и обездоленных смолян, у очнувшихся и еще живых литвинов не хватило ни духу, ни времени взяться за оружие. Спустя минуты лишь хрипы умирающих и тяжелое дыхание победителей раздавались под низким потолком.

— Так вот вам… мать вашу! — сплюнул Макарий. С лезвия его ножа тягуче капали черные капли.

— Запалите свечу, что на столе стоит. Спокойно все осмотреть, собрать. Раненые есть?

В замятне непонятно кто — свой ли, чужой — полоснул сталью по плечу Глеба. Архип торопливо рвал льняное на убитом, чтобы перевязать друга. Тот же поднес ладонь к разрезу, зачем-то лизнул ее и нервно хохотнул:

— Вот же мать меня родила великаном — везде свое огрести сумею!

Смех, словно огонь по сухой соломе, побежал по москвичам. Нервное напряжение наконец получило выход, кто-то хохотал басовито, кто-то тонко и взахлеб. Успокоились не сразу.

— Онопка, ступай, покличь Славу! Пусть лошадей подгоняет. Макарка, глянь, нет ли в тороках литвинов овса либо ячменя. В амбар загляни. Что найдешь, дай нашим. Енти наверняка уже кормлены.

Москвичи выносили добытое добро к коновязи, где уже становилось тесно. Торочили новое добро, оружие, воинскую справу, продукты. Архип поманил Ивана под свет свечи.

— Глянь-кось, у этого литвина грамотка в суме была. Важная, с двумя печатями. Вскрыть?

— Ты грамоте чтения обучен? Нет? Я тоже едва аз, буки, веди разбираю. Пошто вскрывать, так отвезем. Давай ее сюда.

Ночевать в залитой кровью избе не стали, нашли другую. На улице никто так и не показался, лишь несколько собак брехали в разных концах городка. Иван разрешил вздремнуть до первой зари.

Еще мерцали звезды на черном бархате декабрьского неба, когда теперь уже два отрядика были готовы к дальнейшему походу и расставанию. Иван разлил найденную в разгромленной избе полупустую корчагу с хмельным медом:

— Спасибо вам всем, ребятки, за то, что уже сделали и еще сотворите! Пью за то, чтоб вскоре всем нам снова встретиться живыми и здоровыми! За Русь, братцы!

Словно поддерживая москвича, за дверью громко подал голос чей-то жеребец…

Глава 12

Лавина окольчуженных конных, бросив повозки и заводных лошадей, с дикими визгами и посвистом накатывалась на городок. Земля содрогалась от ударов тысяч копыт, грохот железа добавлялся в общую какофонию. Деревянная крепость на горе с расчищенными от деревьев склонами настороженно ждала незваных пришельцев. Ольгерд стоял на взгорке, приложив ко лбу одетую в железо ладонь.

— Наш будет город! — довольно бросил он подъехавшему воеводе.

— Может, не будем с налету? — осторожно ответил Едиман. — Можайск изготовился к осаде.

— С чего ты взял?

— Посмотри сам, князь! Посад пуст, ближние деревни тоже. Ворота закрыты. Даже бревна успели подвесить над заборолами. Со стен дым идет, смолу и воду кипятят. Повестили их еще вчера, князь, без сомнений.

Понимая, что опытный воевода прав, но не в силах расстаться с надеждой на скорый захват Можайска, Ольгерд с досады ударил кулаком по загривку коня. Также спрятанный под кольчатую защиту верный друг затанцевал на месте.

— Посмотрим, Едиман. Если отпор знатный будет, вели трубить отход. Навяжем лестниц, помечем стрелы с огнем и с разных направлений — по новой! Я хочу завтра ночевать в боярском доме. Захотят сдать город — будем милостивы. Я б желал, стойно отцу, мирно под себя русские уделы прибирать.

Между тем конные достигли двойных дубовых, забитых в промежутке землею, стен. Спрыгнув с седел, воины привычно метали длинные, заранее заготовленные веревки с «кошками» на концах. Иные споро строили людскую пирамиду, добираясь до верха стены по спинам друзей. Из-под костров[11]летели стрелы, лился кипяток, освобожденные от креплений бревна устремлялись вниз, давя и калеча людей. Еще ни один литвин не достиг верха, а на валу уже лежало более сотни тел. Завязался жаркий лучный бой, множество стрел летело с обеих сторон, заслоняя свет. Конные спешились и, прикрывая первую волну атакующих, старались выбить закрытых деревом русичей. Штурм явно захлебывался.

Низко и тягуче завыли трубы. Подчиняясь им, нападавшие отхлынули, таща или ведя за собою раненых. Ко всем сотникам были посланы гонцы с приказом готовиться к завтрашнему утреннему приступу.

Ночь прошла не зря. Десятки длинных лестниц лежали перед стенами, готовые принять на себя жаждущих отмщения воинов. Дощатые щиты, переносимые двумя-тремя ратниками, позволяли десятку лучников встать под самые стены и из-за надежного укрытия бить почти в упор любого, мешающего штурму. Под их прикрытием дюжие молодцы готовы были обрушить удары тяжелого длинного бревна на обшитые железными пластинами ворота. Сотни стрел с намотанной возле жал пропитанной жиром паклей по команде взмоют ввысь, перенесутся в город, вопьются в крыши и стены домов, превращая строения в громадные факелы. Нет, этого дня Можайску не было дано пережить!