Книга Большая Игра. Настоящее напряженное - Дэйв Дункан

– Да, возможно. Редко, но бывает. Еще налить?

– Нет, спасибо, пока хватит. А теперь объясните мне ману.

– Это сложнее. Что вам известно?

Сколько из того, что ему известно, он может открыть? Разумеется, он должен говорить только правду, но были в его недавнем прошлом и такие моменты, которых ему… не хотелось бы касаться.

– Я помню, полковник Крейтон говорил насчет харизмы. Я знаю, мана – это нечто, что проявляется только у пришельцев. Он не обладал на Земле никакими сверхъестественными силами, однако, оказавшись в Соседстве, смог извергать молнии.

– Да, потому что он родился не здесь, – согласился Роулинсон. – Важно то, где вы рождены. Если вы произведете здесь на свет сына, друг мой, он будет туземцем. Возьмите его с собой обратно на Землю, там он будет пришельцем. Я не могу вам этого объяснить, но представьте себе другую картинку. Допустим, мы все рождаемся с некоторым подобием оболочки, этакой воображаемой броней. Допустим, что она не переходит вместе с нами – это вполне вписывается в теорию, не так ли? Без этой оболочки вы легко поглощаете ману. Через нее же проходит очень немного.

– Так что же такое мана?

Роулинсон вздохнул, совсем как древний старик.

– Хотелось бы мне самому это знать! – устало сказал он. – Она черпается из восхищения, из поклонения. Она черпается из повиновения. Она черпается из простой обыкновенной веры и действует непосредственно на сознание, это точно. Вы, должно быть, заметили, какой обладаете здесь властью! Стоит вам что-то приказать, и туземцы из кожи лезут, чтобы исполнить ваше желание. На более высоких уровнях мана может действовать на тело, подобно тому как вера лечит этих парней-йогов, которые могут сидеть на гвоздях или спать на льду голышом. При предельной концентрации она может воздействовать на физический мир. Тогда вы творите чудеса – индийский фокус с канатом, телепортация и тому подобное. – Он потянулся за стаканом и обнаружил, что тот пуст. – Морковка!

Из двери вынырнул слуга и поспешил к ним. Несмотря на свой возраст – на вид ему было лет шестьдесят, – аккуратный и проворный. Его коротко остриженные волосы когда-то были ярко-рыжими; теперь же в янтарной шевелюре вовсю проглядывала седина. Он был одет в белые брюки с отутюженной складкой и белый фрак с высоким воротничком. Очень впечатляюще. Черные ботинки сияли зеркальным блеском.

– Ага, вот ты где, – буркнул Проф. – Уверены, что не хотите еще, старина?

– Пока нет, спасибо, сэр.

Слуга поклонился и исчез.

К туземцам полагалось обращаться исключительно по прозвищу – «Морковка». Эдвард так и не знал, понимают ли они, что означает это слово. Он надеялся, что нет. Наверняка у них есть какое-то название на собственном языке. Растительность Соседства заметно отличалась от земной; здесь росли корнеплоды, напоминавшие морковь, но совершенно другой окраски.

Проф тем временем вновь оседлал любимого конька.

– Пришельцы способны аккумулировать ману, превращая ее в волшебство, но даже туземцы обладают ею, правда, в небольшом количестве. В этом отношении «харизма» – вполне подходящее название для этого. Наполеон, например, обладал ею в полной мере. Его солдаты боготворили его. Он вел их прямиком в ад, а они шли за ним и любили его за это. То же можно сказать про Цезаря, Магомета. – Он с интересом посмотрел на Эдварда. – Уверен, вы знаете и другие примеры.

– Но Наполеон не творил чудеса!

– Да? Некоторые из его противников считали, что творил. А ведь он был местный, не пришелец. Где провести границу? Если генерал или оратор воодушевляет своих последователей пламенной речью, волшебство ли это?

Эдвард подумал немного.

– Нет.

– Даже если она требует от них нечеловеческих усилий?

– Скорее всего нет.

– Тогда как быть с чудесными исцелениями? Телепатией? Ясновидением? Где грань? Где маловероятное становится просто невозможным?

– Там, где ученые не в силах это измерить?

– Они не могут измерить и любовь. В любовь вы тоже не верите?

Эдвард усмехнулся. Эту речь явно произносили раньше, и не раз.

– Я слышал, вы прибыли сюда через неопробованный ранее переход? – Роулинсон потер подбородок. – Это любопытно! Крейтон чертовски рисковал. Вы могли оказаться где угодно в Соседстве, а возможно, и вовсе в каком-нибудь другом мире.

– Он полагался на пророчество. В нем говорилось, что я прибуду в Суссвейл.

– Я бы побоялся так рисковать. Ну да ладно, все хорошо, что хорошо кончается. И вы прибыли в Святилище? Что ж, будем знать. Какой ключ вы использовали?

Эдвард пальцами выбил дробь на столе.

– Аффалино Каспик…

– Ах, этот… – протянул Проф, наблюдая за тем, как Морковка меняет его стакан. – Только не пытайтесь пробовать его в Олимпе, мой мальчик! Он забросит вас в Геенну. То еще местечко! Впрочем, «Аффалино…» – вполне логичный выбор. Похоже, он довольно часто соединяет Европу с Вейлами. Правда, иногда он действует и по-другому. Есть один переход в Мапвейле, так тот открывается куда-то на Балканы. Кажется, в окрестности Триеста. Да много и других примеров.

Слуга отступил на два шага, поклонился и вышел.

Почти как тогда, в Африке… хотя не совсем. В Вейлах у местных жителей кожа белая. А в этой долине все еще как один рыжие. Тут каждая долина имеет свои особенности. Голубые глаза здесь, карие – там. В одной долине все женщины были плоскогрудые, в другой они щеголяли бюстами, полными, как спелые дыни. В долинах побольше население отличалось большим разнообразием, напоминавшим различные европейские типы; небольшие боковые ответвления – обитаемые, конечно, – каждое растило сынов и дочерей определенной внешности. Олимпийцы, как и все уроженцы Гэля, были рыжими, с зелеными глазами и кожей, напоминавшей песчаный пляж, – веснушка на веснушке.

Слуга Эдварда, Домми – Эдвард теперь имел собственного слугу, – был почти одного с ним возраста, хотя ниже ростом и плечистее. И веснушки! Каждый раз, когда тот моргал, Эдварду казалось, что веснушки вот-вот посыплются с век. Он был вынослив, как мул. Он не носил ничего, кроме набедренной повязки, даже рано утром, когда в долине было довольно-таки свежо. Ступни его были тверды, как сталь, – он мог бежать по острому гравию, как газель. Он был таким же белым, как Эдвард – даже белее, – но он был туземец, а Эдвард – пришелец. Поэтому он был слуга, а Эдвард – Тайка.

После всего, что ему пришлось пережить, званый вечер казался каким-то нереальным. Да и весь Олимп производил на него странное впечатление; во всяком случае, трех дней ему явно не хватило, чтобы привыкнуть к нему. К тому же он отвык от светского общества. Даже английский язык ему казался теперь слегка чужим.

Туземцы говорили на разновидности рандорианского, который скорее был таргианским диалектом. Наверняка у них были собственные названия для реки Кэм и для Килиманджаро, и для Маттерхорна. Возможно, они не называли поселок Тайков Олимпом. Интересно, как он у них называется?