Книга Шкатулка Люцифера - Наталья Александрова

– Совершает… – как эхо, повторил Мяги и наморщил лоб. – А когда, ты сказал, произошло это убийство?

– Время преступления определено достаточно точно. – Сепп сверился со своими записями. – В двадцать два часа из православной церкви ушли последние прихожане, они видели священника живым. А в двадцать два двадцать приходящая уборщица обнаружила в церкви труп отца Павла…

Услышав о времени убийства, Старыгин попытался заговорить, но инспектор Мяги остановил его жестом.

– Понимаешь, тут одна неувязка имеется… – протянул он. – Если убийство, как ты говоришь, совершено между десятью вечера и двадцатью минутами одиннадцатого, то у господина Старыгина на это время имеется алиби.

– Алиби? – Сепп недоверчиво уставился на коллегу. – Не может быть! Какое алиби?

– Достаточно надежное… – вздохнул Мяги. – В это самое время господин Старыгин ужинал в бывшей монастырской трапезной. Ну, ты знаешь, рядом с доминиканским монастырем.

– Чушь! – выпалил Сепп. – Не может быть! Кто это может подтвердить?

– Я, – инспектор Мяги развел руками. – Дело в том, что мы ужинали вместе. И уверяю тебя – господин Старыгин никуда не выходил и все время был на моих глазах…

– Но как же… но как тогда его лупа оказалась на месте преступления?

– Я вам говорил – на меня напали накануне в церкви Нигулисте, тогда и пропала эта лупа! – смог наконец вклиниться Старыгин в разговор полицейских.

– Я не верю в эту историю! – проговорил Сепп, но на этот раз в его голосе не было прежней убежденности.

– А зря! – Мяги повернулся к двери и громко проговорил: – Свидетельница, войдите!

Дверь кабинета приоткрылась, и в него робко протиснулась невысокая пожилая женщина в круглых старомодных очках и шерстяной шали домашней вязки.

– Тере, – испуганно проговорила женщина, оглядывая присутствующих. – Здравствуйте!

– Представьтесь, свидетельница! – попросил ее инспектор Мяги.

– Анна Тамм… я работаю ночной дежурной в церкви Святого Николая, в Нигулисте…

– Вы кого-нибудь узнаете из присутствующих? – спросил ее Мяги.

– Вот его, – женщина указала на Старыгина. – Вчера вечером я нашла его на полу церкви. Он лежал без чувств в той часовне, где находится «Пляска смерти».

– Как вы туда попали? – осведомился Сепп, повернувшись к Старыгину.

– Дверь церкви была открыта, – ответил Дмитрий Алексеевич. – Я хотел еще раз взглянуть на картину, вошел… а потом кто-то в темноте ударил меня по голове, и я потерял сознание. Наверное, там я и потерял лупу…

– А убийца ее подобрал, – закончил за него инспектор Мяги.

– Почему дверь церкви была открыта в неурочное время? – строго спросил Сепп дежурную.

– Не знаю… – женщина смутилась. – Я ее всегда запираю… кажется, и в тот раз тоже закрыла, но когда проводила его к выходу, дверь оказалась открыта…

– Вы понимаете, свидетельница, что вам доверены большие художественные и исторические ценности?! – гремел инспектор. – Вы должны серьезнее относиться к своим обязанностям!

– Да за такие гроши, что мне платят… – Женщина взяла себя в руки, опустила глаза, сложила руки на животе и закивала: – Да, понимаю, понимаю!

– Вы свободны! – милостиво разрешил ей Сепп. – И вы тоже свободны! – Он повернулся к Старыгину и развел руками. – Извините, что причинил вам беспокойство…

– Подождите… – проговорил Старыгин, прежде чем выйти из кабинета. – Раз уж я здесь и раз уж обвинения с меня сняты – могу я задать вам несколько вопросов?

Полицейские переглянулись.

Хмурый взгляд инспектора Сеппа выражал явное недовольство: зачем нужно отвечать на вопросы этого подозрительного иностранца? Они, полицейские, должны задавать вопросы, а не отвечать на них!

Однако инспектор Мяги своим выразительным взглядом напомнил коллеге, что тот поднял Старыгина среди ночи, вытащил его из теплой постели, привез в полицейский участок… Что Дмитрий Алексеевич – ученый с мировым именем, и из уважения к нему, а также в качестве компенсации за причиненные неудобства они должны ответить на любые его вопросы, даже если это нарушает представления инспектора Сеппа о порядке ведения следствия.

После такого насыщенного обмена взглядами Сепп опустил глаза и проговорил чрезвычайно недовольным голосом:

– Спра-ашивайте… что конкретно вас интересует?

– Вы сказали, что обстоятельства этого убийства совпадают с первыми двумя преступлениями?

– Да-а, это та-ак! – подтвердил инспектор Сепп, по обыкновению растягивая слова.

– То есть священник, как и первые две жертвы, был убит ударом в сердце узким, чрезвычайно острым клинком?

– Соверше-енно ве-ерно…

– А была ли найдена рядом с телом страница из старинной книги?

Инспектор Сепп тяжело вздохнул, переглянулся с коллегой и чрезвычайно неохотно положил на стол перед Старыгиным пожелтевший от времени листок.

Склонившись над столом, Дмитрий Алексеевич прочел латинское стихотворение:

Ни ладан церковный тебя не спасет,

Ни темные лики икон.

Костлявый хозяин с собой несет

Единый для всех закон…

– Вы правы, та же самая книга… та же самая смерть, тот же самый почерк.

Старыгин перевернул листок.

Как и в других случаях, на обратной его стороне оказалась гравюра.

Часть той же самой «Пляски смерти».

На этот раз в смертельном хороводе, под руку с хохочущим мертвецом, выступал священник.

Грубое простое облачение, выбритая на голове тонзура, простой деревянный крест на груди. Простое широкое лицо простолюдина, лицо, озаренное искренней верой. Глаза подняты вверх, к небесам, губы шепчут молитву…

Но ни вера, ни молитва не помогут в последний час. В час, когда за тобой придет костлявый хозяин…

В час, который уже наступил для того священника…

– Еще один, последний вопрос…

– Спрашивайте!

– Тот убитый священник… он похож на этого, изображенного на гравюре?

– Пожа-алуй, похож! – проговорил инспектор Сепп и снова переглянулся со своим коллегой.

«Слава тебе, Господи, домой наконец еду!» – подумал Старыгин, поднимаясь в автобус.

Он сунул билет водителю и даже не ответил на его приветствие, чему очень удивились бы все его знакомые, так как знали Дмитрия Алексеевича как неизменно вежливого и тактичного человека. Старыгин сунул куртку на верхнюю полку и плюхнулся на свое место у окна. Настроение было отвратительным.

«Нечего сказать, съездил в Таллинн, проветрился, погулял по городу, пообщался с коллегой, – с горечью думал он, – насели эти полицейские, еле вырвался…»