Книга Вдовы по четвергам - Клаудиа Пиньейро

Когда-то игра в гольф была элитарным занятием. В других странах она такой и остается. Но в Аргентине все иначе. Это дорого, но мало-помалу разрыв между слоями общества стирается, и «дорогое» и «элитарное» — больше не синонимы. В баре гольф-клуба висят деревянные таблички с именами тех, кто в разные годы становился чемпионом. И по этим фамилиям видно, как со временем гольф переставал быть забавой исключительно аристократов. В 1975 году турнир выиграл Менендес-Бейти. В 1985-м — Макалистер. А в 1995-м — Гарсиа. И не какой-нибудь Гарсиа Морено. Или Гарсиа Линч. Или Гарсиа Ньето. Просто Гарсиа. Каждую среду на площадке толпятся японцы. По четвергам поле сдают для корпоративных мероприятий. Когда звонят корейцы, стартеру велено говорить, что мест нет, или до небес задирать сумму green fee (экологического сбора), которую должен внести тот, кто не является членом клуба, чтобы играть на нашем поле для гольфа. Говорят, корейцев вообще не очень любят пускать в гольф-клубы, и не только в наш. Другие игроки жалуются, что те слишком кричат, дерутся, размахивают клюшками, ставят на кон огромные суммы, из-за чего разгораются страшные скандалы. Но задолго до корейцев, еще в начале девяностых, стало очевидно, что гольф — больше не спорт для джентльменов. С каждым разом все меньше игроков вспоминает о футболках с отложным воротником и брюках со стрелками. Некоторые члены клуба тоже кричат. А есть женщины, которые хотят играть в обтягивающих майках. Случается, игроки в ярости ломают клюшки, потому что на последней лунке их обошли на один удар. Есть такие, кто играет очень медленно и не пропускает остальных, а другой в свою очередь может начать кричать, угрожать и даже кинуть в того мячом. Некоторые не показывают счетные карточки, в которых отмечено больше ударов, чем им бы хотелось, чтобы сохранить свой уровень «гандикапа». Таким гольфистам не важно, хорошо или плохо они играют, лишь бы сохранить «гандикап» в десять ударов или меньше. А другие, наоборот, не предъявляют счетных карточек с маленьким количеством ударов, чтобы иметь большой «гандикап» и затем получить преимущество на турнирах. В общем, с каждым разом все больше членов клуба мухлюют со счетными карточками. Почти все. Но Мариано Лепера сделал нечто из ряда вон выходящее. На чемпионате клуба он загнал мяч в лунку с первого удара — и отказался от этого, чтобы не угощать всех остальных шампанским. Он ударил по мячу у лунки номер шесть, и тот, описав правильную дугу, упал на траву, три раза перевернулся и закатился в лунку, помеченную флагом. Всего лишь с одного удара. Больше ничего не требовалось. На любом поле для гольфа в любой стране мира согласно этикету и своду неписаных правил тот, кто загнал мяч в лунку с одного удара, должен оплатить выпивку для всех, кто в данный момент находится на поле. Обычно это шампанское, иногда виски. Для всех — с первой и до восемнадцатой лунки. Мариано Лепера спросил у стартера, сколько игроков сейчас на поле, и произвел быстрый подсчет: сто двадцать игроков, в среднем по пять песо на каждого — итого шестьсот песо.

— Я столько ни за что платить не буду, — сказал он и ушел раньше, чем кто-нибудь успел напомнить ему про его долг.

Так не делают. Точнее, не делали. Ничего не случилось, санкций не было, но это не по-джентльменски. Кроме того, существует специальная страховка на случай попадания с одного удара. Ее делают в каждом страховом агентстве. Многим из нас предлагают ее оформить, когда мы приходим застраховать дом. От пожара, воровства и лунки с одного удара — выходит лишь на несколько сентаво в месяц дороже. То есть страховка от конкретного несчастного случая. Хотя случай это скорее счастливый, потому что тот, кто сможет послать мяч за сто пятьдесят ярдов точно в лунку, — настоящий везунчик. Не зря в нашей стране есть даже специальная книга, где регистрируют всех, кому посчастливилось сделать такое. Но большинство предпочитает записываться в регистр Соединенных Штатов, чтобы выйти на международный уровень. Небольшая формальность — отправить письмо, заполнить формуляры. Но не застраховаться, а потом сделать вид, что ничего не произошло, — это жульничество. В жизни очень мало шансов попасть в лунку с одного удара, но шансов остаться джентльменом — еще меньше.

Глава 13

Когда меня впервые вызвали в школу к Хуани, в Lakelands, я испытала настоящий шок. В красном конверте между приглашением на праздник, посвященный Дню флага, и табелем было вложено официальное уведомление на бланке. Герб Lakelands — щит и четыре английских слова вокруг него. Я никак не могла запомнить, какие именно это были слова. In God we Trust,[14]— говорил Рони и даже не смеялся над своей шуткой.

«Уважаемые родители, приглашаем вас в понедельник, 15 июня, в 9 часов в кабинет директора школы, для того чтобы поговорить о (пустая строка заполнена от руки) Хуане Игнасио Геваре». Хуани. Никогда раньше меня не вызывали так официально для разговора о моем сыне. Я заволновалась. Хуани учился в пятом классе. Уведомление подписали директор и детский психолог.

Вызов я получила в пятницу. И все выходные места себе не находила. Я не могла понять, о чем они собираются со мной говорить. Спросила у Хуани. Он тоже понятия не имел. Он не хулиганил на переменах, к директору его не вызывали, и записей о плохом поведении в дневнике тоже не было. Я гонялась за сыном по всему дому:

— А ты ни с кем не подрался? Не выражался неприличными словами?

Даже ворвалась в ванную, пока он принимал душ, и все продолжала задавать вопросы.

— Хватит, мама.

В конце концов я довела его до слез. Позвонила одной своей подруге узнать, не получила ли она такую же бумагу. Но нет, никто ее не вызывал. Позвонила второй подруге. Она тоже ничего не получала. Больше я решила никому не звонить, не хотела, чтобы все вокруг были в курсе сама толком не знаю чего. Но все равно остальные об этом узнали — за игрой в теннис, пока мы менялись сторонами корта, Мариана Андраде спросила:

— Значит, тебя вызвали в школу в понедельник? — И добавила: — Меня тоже не сегодня завтра вызовут поговорить о девочке.

Она имела в виду Ромину, с которой Хуани проводил много времени.

— А ты откуда знаешь?

— Мне сказала Летисия Липорачче, я ее встретила в супермаркете.

И пока я раздумывала над тем, кто же мог сообщить об этом Летисии Липорачче, Мариана влепила мне эйс в угол, точно под среднюю линию. Мяч был слабый, легкий, дурацкий, шел почти свечкой, но я даже не попыталась его принять.

В понедельник ровно в девять я была в школе. Lakelands находится через две развязки по шоссе от Лос-Альтоса. Когда-то у нас была мысль переместить ее в пределы нашего поселка, чтобы, как и в других загородных клубах, дети могли ездить в школу на велосипеде или на роликах.

— Как замечательно, если нам удастся возродить понятие своего района, какие были у нас в детстве! — сказала Тереса Скалья на родительском собрании, где обсуждался этот проект.

Но многие выступили против — в Lakelands учились дети из других закрытых поселков, и хотя доля наших школьников была самой большой, но все остальные вместе взятые тоже составляли внушительную цифру, и школа не могла позволить себе потерять столько учеников. В главном здании находились начальные классы и администрация. Рядом располагались старшие классы, позади — детский сад. Школа была совместной, для мальчиков и девочек, но не совсем. Потому что они не встречались друг с другом ни в классах, ни во дворе. Существовали отдельные классы для девочек и для мальчиков. Лишь в детском саду дети могли быть вместе. Внутренний двор разделен двойной желтой линией, похожей на дорожный знак «Не приближаться», на два сектора, и девочки гуляют с одной стороны, а мальчики — с другой. Хуани обычно садился у этой линии, Ромина — напротив него, и они начинали разговаривать жестами, как глухонемые. Одна учительница неправильно поняла какой-то жест Хуани, и ему запретили общаться с Роминой под угрозой наказания. Но и тогда меня не вызывали, просто сделали запись в дневнике по-английски, так что мне пришлось просить Дориту Льямбиас ее перевести. Когда мы впервые пришли записывать Хуани в школу, то спросили у директора, связано ли разделение с какой-то педагогической теорией о построении обучения с учетом пола ребенка.