Книга Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По - Гарольд Шехтер

Помещения редакции «Дейли миррор» находились на третьем этаже. Едва успев подняться по лестнице, я натолкнулся на человека, которого искал.

Невысокий и коренастый мистер Моррис, лет этак шестидесяти, выделялся массивной головой с густой седой шевелюрой. Над глазами нависали кустистые брови, тоже седые. Он стоял в коридоре и шевелил толстыми сочными губами — как выяснилось, когда я подошел ближе, разговаривал с молодым человеком, мне совершенно неизвестным.

В отличие от остальных городских газетных деятелей его масштаба, известных грубостью и диктаторскими замашками, Моррис поражал дружелюбием и видимой мягкостью в общении. В данный момент, однако, он выглядел непривычно. Еще издали я заметил мрачное выражение его лица. Он читал что-то с листка, зажатого в руке, и становился все мрачнее. Читая, покачивал головой и еле слышно недовольно цокал языком.

Моррис настолько глубоко погрузился в чтение, что не заметил моего приближения. Я подошел к нему и остановился. Стоявший рядом с Моррисом брюнет с болезненно бледным угловатым лицом и выступающим массивным подбородком выглядел лет на двадцать пять. Он приветственно кивнул, с любопытством рассматривая меня из-под выгнутых крутыми дугами бровей.

Моррис проворчал что-то и оторвался от бумаги.

— По! — удивленно воскликнул он. — Откуда вы взялись?

— Только что подошел, — сообщил я. — Не хотел мешать.

— До полусмерти напугал. Как будто из воздуха материализовался, как фокусник Барнума.

— Нет, появился я не из воздуха; более мирским, пешеходным способом, но, в частности, и по поручению мистера Барнума.

Я тут же извлек из кармана и вручил Моррису конверт от Барнума. Моррис быстро вытащил листки и ознакомился с содержанием.

— Обычные фокусы Финеаса, — хмыкнул он. — Что же, сделаю, отчего не сделать. Всегда рад оказать услугу старому другу. — И он снова уставился на меня. — Что у вас еще? Ведь не только из-за этого вы сюда пришли!

Я подтвердил верность его предположения и объяснил цель своего визита. Сообщил о наглом письме К. А. Картрайта и постарался заинтересовать редактора своей остроумнейшей сатирой. Вручив последнюю Моррису, я скромно выразил надежду, что он сможет найти для нее место в одном из номеров газеты, и подчеркнул, что оплатой могу пренебречь, удовлетворившись фактом публикации.

— Опять ваши литературные дрязги, да? — усмехнулся Моррис. — Ладно, ладно, цапайтесь, мне только на руку, от ваших склок тираж растет. Вы, однако, подумайте, прежде чем затевать ссору с этим Картрайтом. Не встречался с ним, но слухом земля полнится. Вздорный парнишка, нешуточный.

— Я тоже с собой шутить не позволю, — твердо заявил я.

— Хорошо, хорошо, — сразу согласился Моррис, засовывая мою рукопись в карман двубортного сюртука. — Прочитаю, как только выдастся свободная минутка. Если на самом деле такая веселенькая штучка, как вы охарактеризовали, то будет желанным отдохновением после этой гадости.

Последнее относилось к листку, который он увлеченно читал перед моим приходом.

— Какого плана гадость?

— Результаты вскрытия Розали Эдмондс. Убитой бедняжки. — Он мотнул подбородком в сторону молодого человека. — Таунсенд добыл. Вы еще не знакомы? Джордж Таунсенд, лучший в городе репортер отдела новостей. Эдгар Аллан По, — представил он нас друг другу.

— Автор «Ворона», — кивнув, дополнил молодой человек. — Адское стихотворение. Ничего более жуткого не читал.

— Если не считать этого, — снова указал Моррис на листок, зажатый в левой руке. — Даже вы такого не сможете вообразить, По. Хотите взглянуть?

Он протянул мне листок.

С первой же строчки я почувствовал приступ дурноты. Голова закружилась, как будто я стою у края высокой скалы и смотрю в бездну. Моррис верно отметил, что я в своих работах, учитывая нездоровую страсть публики к сенсациям и ужасам, часто нагнетаю обстановку и не гнушаюсь мрачными сценами. Но ничто в моих опусах не могло даже отдаленно сравниться с фактами коронерского заключения.

Увечья, нанесенные юной жертве, оказались гораздо тяжелее, чем указывалось в газетах. Кроме свирепо сорванного скальпа — даже уши оторвались от головы — жертва оказалась лишенной глаз. Углы рта взрезаны ножом, как будто убийца стремился начертить на лице мертвую улыбку, придав голове жертвы сходство с тыквой-маской в канун праздника Всех Святых. Отрезаны несколько пальцев. Причина смерти — страшный разрез горла, до самого позвоночного столба. Трезвое, лишенное эмоций описание судебного медика только сгущало кошмар содеянного. Даже упоминания о самых безобидных из нанесенных ранений, о кровоподтеках от веревок на лодыжках, вызывали невыносимое отвращение.

Особое внимание привлекало сообщение о разрезе с правой стороны живота, сразу под ребрами. Исследовав эту рану, медицинский эксперт обнаружил, что у трупа отсутствует печень! Так как печень не нашли, становилось ясно, что убийца нашел для нее какое-то применение, наряду со скальпом и отрезанными пальцами.

Заканчивая чтение, я услышал голос Морриса.

— Как вы, По?

Судя по вопросу, можно было заключить, что шок, ужас и отвращение каким-то образом отразились на моем лице. Действительно, я ощутил, что лоб у меня взмок. Вернув бумагу, я успокоил Морриса.

— Да, со мной все в порядке. Конечно, трудно быть спокойным, когда читаешь такое. Вы совершенно правы, никакая фантазия не превзойдет этого реального, невыдуманного ужаса. Публикации в газетах лишь намекали на тяжесть увечий.

— Конечно, — подтвердил Моррис. — Подобное в газетах полностью не напечатаешь. Слишком тяжелый материал. Мне и то тяжело читать, особенно об изуродованном лице ребенка.

Он покачал головой и вздохнул, прежде чем продолжить.

— Что за чудовище могло сотворить такое над другим живым существом, да еще над ребенком!

Дурнота, вызванная чтением медицинского заключения, несколько отступила, я смог соображать яснее.

— Чтобы ответить на этот вопрос, нам следует подавить естественное отвращение к жестокости преступления и попытаться занять беспристрастную позицию специалиста. Того же судебного медика, к примеру. Только таким образом можно рассматривать документ не как источник нездоровых эмоций, но как полезную информацию о психологии преступника, что сужает круг поиска. Особенно важным кажется мне факт удаления печени ребенка.

— Я тоже об этом думал, — вставил молодой репортер. — То же самое случилось с девочкой Добса.

— И что вы об этом думаете, По? — сузил глаза Моррис.

— Как ни неприятно высказывать такое предположение, но вывод напрашивается сам собой. Именно, что среди прочих омерзительных качеств этого существа, убийцы, числится и склонность к антропофагии.

— Как? — в один голос воскликнули оба.

— Каннибализм… Людоедство… — объяснил я ужасный термин.