Книга Убить Троцкого - Юрий Маслиев

– Передай – скоро буду, – буркнул Михаил, закрывая за собой дверь, и начал собирать свои вещи, разбросанные по всему номеру.

Несмотря на бессонную ночь, чувствовал он себя прекрасно. Эта ночь любви, казалось, сняла огромную тяжесть, которая давила на него все прошедшие недели после гибели родных.

Яркие лучи весеннего солнца, пробивавшиеся сквозь занавески, живительным светом отогрели его, казалось, навсегда замерзшую душу. Михаил испытывал чувство огромного подъема, прилива энергии и невесть откуда возникшей радости. Эта ночь сделала для реанимации его душевного равновесия гораздо больше, чем, наверное, сделали бы годы лечения у знаменитых психиатров.

– Так, говоришь, тебя полковник Орлов вызывает?! – услышал Михаил задумчивый голос Анны. – Тогда поторопись.

Помолчав, она загадочно добавила:

– Думаю, встречаться нам придется еще не раз…

По дороге к зданию контрразведки, сидя в автомобиле, на котором за ними приехал поручик Широков, друзья обменивались впечатлениями от вчерашней ночи. В отличие от Михаила, ребята были с достаточно помятыми мордами, включая и адъютанта полковника Орлова.

– Что, – спросил Михаил, – пили, курили, с девками путались?

– Если бы только это, – хмуро вздохнул Андрей, – твои дружки еще и умельцы в карты резаться. Да еще избили человек десять, недовольных игрой… и переломали в вестибюле «Дона» все, что можно и нельзя. Так что весь выигрыш ахнули в счет погашения убытков хозяина заведения.

В этот момент автомобиль подъехал к зданию контрразведки. Поручик быстро вбежал по лестнице. Через десять минут офицеры были приняты.

Михаил в окружении друзей зашел в кабинет начальника контрразведки и застыл, щелкнув каблуками, – с такой помпой, что полковник Орлов, любящий всю военную атрибутику, только ахнул. Казалось, за спиной Михаила щелкнула каблуками и застыла, бряцая оружием, целая военная когорта предков князей Муравьевых, начиная с норманнской дружины Рюриковичей[11].

«Да… – подумал полковник, – порода есть порода, умеет показать себя, стервец». И надев на себя личину слуги – царю, отца – солдатам, подошел к Михаилу, протянув руки:

– Читал, читал докладную сопроводиловку к представлению всех троих на повышение. Лихо вы провели операцию, как в классических учебниках по тактике, причем – все экспромтом! Но, – тут же посерьезнел он, – награждения придется отложить[12]…

Тот цирковой балаган, который устроили вчера в ресторане, ваша удачная операция может перекрыть с большой натяжкой, господа. А то не миновать бы вам трибунала… Все. О дальнейшем прохождении службы вас известят. Можете идти. Вас, штабс-капитан, попрошу остаться, – обратился он к Муравьеву.

Когда Лопатин и Блюм вышли в приемную, полковник подошел к Муравьеву, обнял его и со вздохом произнес:

– Ну здравствуй, Михаил. Сколько же это лет прошло, как я тебя не видел!.. Ты еще юнкером был, приезжал на каникулы в Светлое…

– Здравствуйте, Иван Сергеевич, – с теплотой в голосе произнес Михаил, одновременно не веря, что профессиональный, как и его отец, разведчик способен на иррациональное проявление теплых чувств.

«Альтруизм людям этой профессии не свойственен – ему явно что-то нужно. Ну да ладно, сам скажет», – подумал Михаил.

Полковник, попросив адъютанта распорядиться насчет чая и печенья, указав рукой на отдельно стоящие у столика кресла, произнес:

– Садись, Миша, – и, усевшись сам, продолжил: – Буквально перед вашим прибытием к нам поступили сведения об аресте твоего отца, о каком-то невероятно дерзком налете на харьковскую Чека и о побеге отца. Где сейчас Николай? Как он себя чувствует?

Михаил рассказал о трагедии, постигшей его семью, выслушал соболезнования и совсем не удивился, услышав очередной вопрос контрразведчика:

– Миша, отец не передавал тебе перед смертью какую-либо информацию или бумаги, касающиеся агентурной сети разведки Генерального штаба? Твой отец перед революцией был ключевой фигурой, на которой сходились все нити этой сети, причем – не только Запада, но и Востока. Информация об этом хранилась еще и в секретных архивах Генерального штаба, но во время переворота была изъята и уничтожена, скорее всего – твоим отцом.

Миша отрицательно качнул головой:

– Не успел я приехать, как случился налет Чека на наше имение. А потом, когда я освободил отца, он после пыток был в бессознательном состоянии и только бредил. Да еще ему пришлось сделать инъекции морфия, так как он мучился от нестерпимых болей… Да вы у моих друзей спросите – они все подтвердят.

Иван Сергеевич протестующе поднял руки:

– Ну что ты!.. Я ведь тебе доверяю как сыну и знаю, что ты истинный патриот России…

Полковник хотел еще что-то добавить, но Михаил перебил его:

– Я догадываюсь об истинной ценности информации, которой владел мой отец. Поэтому я требую, чтобы вы тщательно допросили моих друзей, дабы снять с меня возможные подозрения.

Не откладывая дела в долгий ящик, полковник тут же вызвал ребят на допрос и якобы был удовлетворен их ответами.

«Все-таки, – думал он, – старший Муравьев – старый, опытный разведчик – не мог не подстраховаться. С его смертью не должны обрываться все нити, и если эту информацию Михаил еще не получил от отца, то рано или поздно сынок эту информацию получит. Или же я не знаю старого Муравьева… Но увы, я его знаю, и знаю много лет… Так что с молодого князя глаз спускать нельзя. Да и необходимо пропустить его через мясорубку – глядишь, в экстремальных ситуациях сделает ошибку, а то и сам поделится сведениями… Хотя последнее – навряд ли, весь в отца, если еще и не круче. Ну что ж, посмотрим. А там, как говорится, на нет и суда нет».

– Ну что ж, – продолжил он вслух, – я полностью удовлетворен вашими ответами, господа! И я знаю, что вы все прекрасно отдаете себе отчет в важности исчезнувшей информации и осознаете свой долг перед Родиной, – и, обращаясь к Михаилу, продолжил: – Ну а теперь скажи мне, чем тебе помочь по старой памяти? А вы, господа офицеры, свободны, – добавил он.

Михаил сухо, по-военному, безо всяких эмоций сообщил полковнику, что не в традициях семьи Муравьевых оставлять безнаказанными нападения на их род, и попросил Ивана Сергеевича помочь ему выйти на связь с московским подпольем. Свою просьбу он обосновал необходимостью помощи в большевистской Москве для проведения расследования и наказания преступников.

Услышав в кратком рассказе фамилию бывшего начальника харьковской Чека Свиридова, полковник только улыбнулся про себя и, позволив Михаилу полностью изложить просьбу, сказал: