Книга Генеральская дочка - Лидия Чарская

С последней надеждой на спасение, с отчаянием и ужасом в лице почтенная дама раскрывает рот и побелевшими губами кричит тонко и пронзительно, точно ее режут:

— Ура! Ура! Ура!

Почему именно это слово, а не подходящее к случаю «караул» подвертывается ей на язык, она сама долго не может дать себе потом отчета. Волна ужаса, захлестнувшая ее, затуманила память, и все тем же пронзительным, необычайно тонким голосом она продолжает кричать, как безумная:

— Ура! Ура! Ура!

Сами бродяги испуганы этим криком и, как ошпаренные, бросаются в сторону.

Они, по-видимому, приняли за сумасшедшую эту толстую барыню, вопившую так некстати свое пронзительное «ура». Как бы то ни было, они кинулись в кусты и исчезли мгновенно, унося с собой похищенную сумочку.

Когда Мура и Соня, взволнованные не менее самой madame Sept, бросаются к ней, с последней делается истерический припадок:

— О, если бы у меня был револьвер! — рыдает она на руках пансионерок. — О, если бы мне оружие! Я бы сумела тогда защититься!

С трудом удается им привести ее в чувство и довести до дома.

Там все слышали отчаянные крики на дороге и не знали, что подумать, что предпринять. И когда, наконец, три злополучные путницы появились перед воротами дачи, куда высыпало все население пансиона, вздох облегчения вырвался у всех. Тотчас же командировали дворника и сторожа на поиски воров, но те уже были далеко.

Долго не могли в эту ночь успокоиться пансионерки. Говорили о темных ночах, об июльском мраке, о злых людях, нападавших на мирных обывателей, и о недостатке орудия в пансионе.

И когда, наконец, все с первыми петухами разошлись по своим постелям, в голове Мурочки уже назревала новая затея, новое решение…

Глава двенадцатая

Теплый июльский вечер. До заката солнца еще далеко, но жара уже спала давно. Тихое чириканье птиц, устраивавшихся на ночной отдых, наполняет собою все уголки соснового леса, от которого быстро шагает Мурочка. Вот уже полчаса прошло с той минуты, когда, воспользовавшись послеобеденным отдыхом madame Sept и вечерней прогулкой пансионерок, от которой она отказалась, Мурочка незаметно выпорхнула из ворот дачи. Миновав таможенную станцию пограничного поста, с его темным шлагбаумом и ревизионной будкой, она перешла мостиком узкую Сестру — пограничную русско-финляндскую речонку и углубилась в этот прохладный ласковый бор.

Ходьбы до ближайшего местечка О. хватит на полчаса времени, да полчаса на обратный путь, по крайней мере. Таким образом, к вечернему чаю она успеет вернуться в пансион.

Конечно, с одной стороны, неудобно, что она ушла, не спросившись у madame Sept. Но разве ее отпустили бы, если б узнали, зачем она идет в О.? Не пустили бы, конечно. Пошли бы «охи», «ахи» и прочее; расшумелись бы, запротестовали огулом. Особенно Дося, которая, как над маленьким ребеночком, дрожит над нею. А между тем ей уже 16 лет! Пора, наконец, доказать людям свою самостоятельность. Тем более что намерения у нее, Муры, самые благие нынче. Неужели же нельзя назвать благим намерением то, что она хочет приобрести оружие в виде хорошего «маузера» или «браунинга» за границей Финляндии, в О., чтобы иметь возможность защищать себя и других на случай повторения такой же истории, которая случилась с ними вчера ночью?

Да, наверное, и сама madame Sept, с ее неразлучной «масёрой», и все пансионерки будут благодарны ей, Муре, за услугу. Еще бы — иметь оружие в доме так хорошо в темные июльские вечера!

Эта мысль настолько подбадривает Мурочку, что она несется, как на крыльях, по дороге в О. - единственное место, где можно поблизости бесконтрольно приобрести оружие. И когда ее оживленное, с жизнерадостными глазами, личико появляется в лавке, где торгуют всякой всячиной в виде финляндских спичек и бумажных тканей, папирос и гаванских сигар, шведского пунша и, к довершению всего, ножами, кастетами и револьверами всех систем, белобрысый чухонец, стоявший за прилавком, без малейшего смущения продает ей один из последних.

«Эта уже и сама не застрелится и не будет палить ни в кого», — решает он при первом же взгляде на смуглое жизнерадостное личико и веселые глазки покупательницы.

Завернув пакет с револьвером и зарядами, для большей осторожности, в носовой платок, Мура, за неимением кармана, несет его в руках, прижимая крепко, как сокровище, к сердцу. О, она так счастлива! Покупка обошлась вдвое дешевле, чем она предполагала, и ей еще осталась немалая сумма из данных ей ее «птичками» перед отъездом на мелкие расходы денег. А главное — все обошлось так просто, без всяких препятствий.

Какие славные эти финны-продавцы! И лица у них такие открытые, доверчивые, честные. Теперь бы дойти только поскорее до дома до наступления ночи, и дело в шляпе.

С легким сердцем, напевая песенку, Мурочка пускается в обратный путь.

Все так же бесшумно и быстро спускается на землю июльский вечер. В лесу сгущается мрак. Застигнутая им, Мурочка ускоряет шаги. Вдруг она останавливается, как вкопанная, посреди лесной тропинки. И внезапно ее бросает в жар от волнения. И капельки пота проступают на лбу под черными кудерьками. Как могла она упустить это из вида! Как же она не подумала заранее обо всем? — хватаясь за голову, чуть не вслух упрекает себя Мура.

Ведь впереди находится пограничная стража, ревизионный пункт, где у нее отберут револьвер и ее самое могут арестовать. С этим не шутят. За ношение оружия строго карает закон.

Непростительным легкомыслием было забыть об этом!

Мура так смущена, что долго еще не может прийти в себя. Наконец, мысль ее проясняется, и робкая надежда снова стучится в душу.

— Но зачем же ей непременно лезть на сторожевой пункт? Его можно, во всяком случае, обойти, — решает она внезапно, и прежняя радость возвращается к девушке.

А темный июльский вечер наступает быстрее, приближаясь к земле. Под его мглистой пеленою Мура пробирается теперь сторонкой, держась берега Сестры, к знакомой даче, лежащей по ту сторону речонки. Она знает то место, где обмелевшая Сестра кажется почти ручейком. Его можно перейти успешно, перепрыгивая с камня на камень. И она совсем близко сейчас от него… Вот, за теми кустами, должно быть… Еще крепче, теснее прижав к своей груди драгоценную ношу, Мурочка стремительно бросается вперед.

— Кто идет? — внезапно раздается у нее над головою грозный оклик, и фигура пограничника в серой шинели, словно из-под земли, вырастает перед нею.

И через небольшой промежуток времени гремит выстрел…

* * *

Жгучий стыд пронизывает ее всю, когда она под караулом двух солдат, доставивших ее на пункт пограничной стражи, стоит вся красная от смущения перед сивоусым таможенным чиновником и его помощником, жандармом. К счастью, пуля, посланная за нею вдогонку стражником, не достигла цели. И Мура, живая, здоровая и невредимая, появилась перед строгие очи местного таможенного начальства.