Книга Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воронов с усилием думал, ну как еще выманить диверсантов, чем привлечь внимание, каким звуком хоть на капельку всполошить их, и заставить минимум одного выйти из избенки… Лейтенант Свиридов тоже сокрушал голову, Андрей даже предложил запалить завалившийся набок сарайчик, — но глупо, опытный лазутчик сразу раскусит провокацию и примет полную боевую готовность. Вот задача! И второе, Воронов серьезно опасался за жизнь солдат отряда — ребята смелые, но не так вышколены как бойцы специальных оперативных групп. Нельзя исключить, что найдется… кто по заполошности обнаружит себя или займет неправильную позицию, ну и получит пулю в лоб. Бойня не входит в планы Воронова, а уж тем паче — человеческие потери… Жертвовать людьми Сергей не станет, и тогда пиши — пропало, останется лишь закидать гранатами эту чертову хижину. А немецких шпионов на станции придется выуживать по старинке: выкручивая руки виновным и невиновным. Сеять вокруг страх и подозрения. А, что поделать — идет война…
Эх, имелись бы в арсенале Воронова поражающие противника химические средства. К примеру, дурманящий, ну, или обыкновенный удушливый газ… Сергей на миг представил себе — полудохлые субъекты, пьяно пошатываясь, по слепому, вытянув вперед руки, вываливаются из лачуги… Бери гадов тепленькими без усилий и опаски… А можно, и усыпить бандитов, без остатка обездвижить, а потом связать и побросать как бревна в кузов полуторки. А еще, но это из области научной фантастики, — вот бы применить психотропные вещества. Превратить взрослых мужиков в безропотных овец, подобных серым мышкам, загипнотизированных удавом, что сами идут к нему в пасть. О… да, Воронов, разумеется, слышал, да и не тайна для сотрудников центрального аппарата, что в спецотделе при ГУГБ НКВД, комиссара третьего ранга Глеба Бокия, в начале тридцатых проводились научно-изыскательские работы по использованию средств удаленного психического воздействия на человека. Помимо химических психотропных препаратов, гипноза, телепатических свойств мозга, изучалось также влияние специальных электро и радиоустройств. По-научному выразиться: электромагнитных волн. Говорили, выходило даже слишком впечатляюще, так что манипулировать с психикой личности можно было и на расстоянии.
* * *
Сергей усмехнулся — однако, какая блажь лезет в голову… Впрочем, Воронов трижды продолжительно беседовал с Глебом Ивановичем.
Первый раз, в тридцатом году, когда Сергея уже вторично послали в занятую поляками Вильну. Бокий имел там, скажем так, чисто профессиональный интерес. К тому же, что примечательно, — отец первой жены комиссара коренной виленец, а чекист берет в расчет даже косвенное обстоятельство. Ну, и конечно, советы старого конспиратора и боевика не могли не пригодиться.
Бокию было уже за пятьдесят, на четверть века старше Воронова. Худощавая интеллигентная физиономия Глеба Ивановича с по-еврейски выпяченной нижней губой поневоле привлекала к себе внимание каждого встречного-поперечного. Определенно, на лице читалось чистокровное дворянское происхождение, ну, а в первую очередь необычайно развитый ум и железная воля. Этот упрямец умел подчинять себе всякого собеседника, человек поначалу соглашался с предложенным мнением и через полчаса общения уже смотрел на мир глазами оппонента.
Сергей и прежде слышал уйму сплетен и домыслов о возглавляемом Бокием тайном отделе в недрах наркомата. Естественно, шифровальное дело требует немалого профессионализма, там работали не то чтобы высокообразованные люди, а эрудиты и полиглоты высшего разряда, посвященные в серьезные государственные секреты. Сей само собой разумеющийся факт не вызывал никакого любопытства чекисткой братии, интриговало другое, считалось, что в специальной лаборатории отдела пристально изучаются предметы, выходящие за пределы научного марксизма. Мистика и астрология, гипноз и парапсихология, колдовские обряды и погребальные культы, — и иные сферы, совлеченные с емким словом «нечисть», все то, что, пусть даже гипотетически, воздействует на человека, его разум и волю являлось содержанием работ сотрудников Бокия.
Сергей, в душе оставаясь христианином, поначалу с сильным недоверием относился к россказням товарищей. Коммунист не верил, что так запросто без применения физического насилия можно подчинить человека, заставить преступить моральные принципы, «по мановению волшебной палочки» сделаться, по существу, другой личностью. Существовала одна оговорка, ну, разве исключительно под гипнозом… Потом Воронов изменил прежнее мнение. Да, человек поддается зомбированию некоторыми способами. Наш мозг мало изучен, а практикуются многовековые, тысячелетние практики подчинения людей силам зла. Вот такими оккультными практиками и занимался Глеб Иванович Бокия. Странный, загадочный, закрытый человек, — внешне приветливый, даже радушный, но, если узнать поближе, — опасный…
* * *
В Вильне, после тотальной эвакуации в начале германской войны, из сорока тысяч русских (пятая часть города) к тридцатому году числилось всего семь тысяч, и это, как правило, прислуга и черный работный люд. Народ, как водится аполитичный и забитый нуждой. Кадровых пролетариев, по сути, не осталось. Сергея сразу же предупредили, что рассчитывать на помощь русских соотечественников в агентурной работе вряд ли придется. Немногочисленные коллеги-нелегалы по преимуществу сотрудничали с местными евреями, сочувственно относящихся к Советской России. Да, и если честно сказать, то советская агентура в тогдашней Литве и Виленском крае была в большинстве и представлена этой народностью. Евреи в польском Вильно чувствовали себя как рыба в воде, если разобраться говорящих на идиш там было полгорода.
Поэтому в число консультантов Воронова, включили именитого московского гебраиста. До революции тот преподавал в виленской гимназии, которая тогда размещалась в старых зданиях университета, закрытого после польского восстания Николаем I. Пожалуй, лучше профессора никто не знал Вильну: прошлое города, местные традиции, и естественно, многонациональный конгломерат, издревле обосновавшийся в этих краях. Николай Петрович, так звали ученого дядечку, много и популярно рассказывал Сергею об Ершалаиме де-Лита — Литовском Иерусалиме. Вильна считалась духовным центром европейского еврейства. Профессор подробно сообщил об ортодоксальных евреях и хасидах, о Виленском Гаоне (гении), человеке, который цитировал Тору даже в обратном порядке, кстати, Илья Ефрон (основатель «Брокгауза и Ефрона») правнук мудреца.
Николай Петрович и преподал Сергею начальный курс идиша, Воронов уже основательно знал немецкий, потому язык ашкеназов легко лег на имевшуюся у него базу. А оказавшись в Вильно, Воронов, контактируя с еврейскими подпольем, быстро натаскался шпарить на идиш, что крепко пригодилось в жизни. В Испании евреи интербригадовцы обыкновенно спрашивали русского: «Ред оф идиш? (говоришь на идиш?)». «Йо!» — отвечал Сергей, и можно было запросто пообщаться с подданным хоть какого государства.
