Книга Мурена - Валентина Гоби

поярче! Сильвия сидела позади Даниэля, тот заорал: внимание! Затем заулюлюкал и стал один за другим поджигать фитили, так, чтобы пламя контрастно полыхнуло на фоне ясного неба. Лицо Сильвии облизывали карминно-красные сполохи бенгальских огней, светились зеленые изумруды, совсем рядом золотились пионы, среди дыма вдруг проявлялись фиолетовые ветви плакучей ивы, хризантемы жалили своими лучами-лепестками. На кровлю сыпалась алюминиевая окалина. Конечно, не то, что она видела на Трокадеро, но зато куда ближе, реальнее, что ли. Цвета и грохот фейерверка пробирали буквально до костей. Сильвии вдруг захотелось увидеть, как загораются фитили ракет, и она вырвалась из рук брата и бросилась смотреть. На ее пути оказался Даниэль, она опрокинула одну из ракет, и та взорвалась почти рядом с ее головой. Да, праздник четырнадцатого июля тысяча девятьсот пятьдесят третьего года ознаменовался сообщением об убийстве шести алжирцев, которые протестовали против колониальной политики Франции, и дурацкой затеей Франсуа.

После этого случая Франсуа ушел из дому. Его уход повлиял на Сильвию больше, чем оставшаяся у нее незначительная глухота. Мир для нее сжался в точку. Отец хлопнул Франсуа по плечу, но не так, как обычно это делают отцы. Он ударил его, и Франсуа было больно, Сильвия видела это, когда полулежала в шезлонге с перевязанным ухом, и пока еще никто не знал, насколько серьезна ее травма, и она видела, как брат поморщился от удара отцовской ладони. Отец сказал: «Ты что, сам не мог посмотреть? Рискнуть самому — кишка тонка? Почему она, а не ты?» Он что-то говорил о позоре, но так тихо, что Сильвия не расслышала. Франсуа быстро собрал вещи, взял на себя все риски, как говорил ему отец, оставил профессию инженера, о которой так мечтал Робер, и отправился колесить по всей Франции, по ее полям, заводам, виноградникам, морским портам, лесам, строительным площадкам, карьерам, бросив отчий дом. Сильвию он тоже бросил. Она слала ему письма, в которых говорила, что ничего страшного не произошло, и просила вернуться. Но он не возвращался. Отправленные до востребования письма приходили обратно; «ты бросил меня, бросил, бросил!» И через год Франсуа появился снова. И вот он опять уходит, просто как есть.

Сильвия рассматривает свое отражение в зеркале.

— Ну и как?

— Да как-то странно…

— В смысле?

— Венера какая-то, что ли.

— Да нет, хуже… Пень. Здоровенный пень.

— Болван каменный.

— Сосиска.

Мари прыскает со смеху:

— Точно, сосиска с башкой на конце!

Сильвия кривляется перед зеркалом, глупо ухмыляясь:

— И она еще может танцевать.

Они обе хохочут, и потерявшая равновесие Сильвия прислоняется к зеркалу, повернув голову:

— Погоди, я точно скажу!

Она делает знак Мари, и та откидывает портьеру, что отделяет комнату от ателье. Сильвия кивает на рабочий манекен. Вот оно! «Стокман»!

Кто-то звонит в дверь. Робер отправился на пробежку, дома лишь они вдвоем, и у Сильвии крепко стянуты руки. Открыть она не может. Ну поймут же, что ателье закрыто! Звонят еще раз.

— Что делать будем?

— Кивни, мол, пусть приходят завтра.

За дверью стоит рыжеволосая девушка. «Закрыто», — говорит ей Сильвия через небольшое окошечко в двери, затянутое розовым тюлем. Девушка настаивает, она хотела бы видеть Франсуа Сандра. Сильвия отвечает, что его нет дома. Девушка спрашивает, когда он вернется. «Не знаю», — говорит Сильвия. Тогда девушка просит передать ему записку, но Сильвия объясняет, что Франсуа будет еще нескоро. Девушка хмурится, говорит, что ей стоило большого труда разыскать их, она знала лишь, что у родителей Франсуа есть небольшое ателье. У Сильвии затекли руки, она хочет, чтобы девушка поскорее ушла. Вот уже неделю каждый день приходят какие-то люди, спрашивают про Франсуа, надрывается телефон, звонит дверной звонок. И они не знают, что говорить соседям, что сказать друзьям, коллегам; и почти каждый день от Ма приходят новые вести. Дурные вести.

— А он уже вернулся из Арденн?

— Что, простите?

Поврежденное ухо плохо слышит, Сильвия не может повернуться и показаться гостье в связанном виде.

— Он вернулся из Арденн, да?

— Нет, не совсем.

Девушка им совершенно незнакома; они видят, что на ее лице внезапно появился страх.

— Как так не вернулся? Мы договаривались, мы должны были встретиться еще четыре дня назад. Мы условились, что он придет ко мне в консерваторию. И вообще, он каждое утро приходил…

Это же его возлюбленная, ясно как день. Она, наверное, думает, что Франсуа бросил ее, что не хочет видеться с ней из-за своего несчастья. И Сильвии очень нравится, что девушка не побоялась прийти и открыться.

— Вы его невеста? — спрашивает она.

— Меня зовут Нина.

— Франсуа в больнице.

— Что?!

За спиной незнакомки возникает фигура Робера. Он хочет войти, а девушка мешает ему.

— Извините, мадемуазель, — говорит он.

Девушка пропускает Робера, он проходит мимо нее и отмечает про себя, что никогда ее не видел. Затем открывает дверь и видит балетные пачки и связанную по рукам Сильвию.

— Да что ж ты делаешь? Боже мой! Марш наверх переодеваться!

Сильвия бросается вслед за Мари, и Нина видит ее связанные руки. Робер оборачивается к девушке. Она выглядит сконфуженной.

— Вы пришли к ее брату?

Это даже не вопрос. Девушка молчит. Ей кажется, она единственная, кто не знает, что случилось, и это смущает ее.

— Вы подружка Франсуа?

— Да…

— Вы не знаете, в чем дело?

Ей становится не по себе. Она качает головой.

— Входите.

Через несколько минут она выходит обратно на улицу, в руке у нее листок с почтовым адресом. Сильвия и Мари видят из окна спальни Франсуа, как она шагает мимо. Сильвия потирает затекшие запястья, кожу на плечах саднит. Она нежно трогает нож своего брата, которым тот вырезал из дерева эдельвейсы и снежинки. Она берет его и крепко сжимает, а рыжеволосая девушка, проходя, поправляет шляпу и скрывается в почти непроглядной ночной тьме.

Стокман

— Меня зовут Надин, — говорит мадемуазель Фай.

Из-за ожога он в состоянии находиться исключительно в горизонтальном положении. Подушка так или иначе приближает кожные покровы шеи к груди, отчего они могут срастись. Позвоночник должен оставаться на жесткой плоской подложке, шея — открытой. Над Франсуа склоняются лица, и ему кажется, что это ожившие светильники смотрят на него с потолка.

— Надин меня зовут. Вы слышите?

Она постоянно обращалась к нему по имени. Она начала разговаривать с ним, едва он оказался на больничной койке, он видел каждый ее жест, каждое движение: как она откидывала занавески на окнах, проводила дезинфекцию нитратом серебра, смазывала обожженную кожу, ставила компрессы, делала перевязки, добавляла физраствор, сыворотку глюкозы, меняла намокшие простыни, подгузники, катетеры, увлажняла