Книга Ни океанов, ни морей (сборник) - Евгений Игоревич Алёхин

жажды на брата, мы сразу находимся в двух мирах. Один совершенно не похож на другой — как ад и рай. Сначала я поцеловал ее грудь, я поцеловал ее живот и поцеловал ниже живота, я крепко обнял ее руками. Лег на нее. Элина попыталась мне помочь, но я уже сам попал в нее. Это самый важный момент, ничего лучше никогда не было и не будет. Я как смотрю на каплю и вижу океан, это вечность, которую нельзя удержать. А потом нужно было уходить, потому что было уже около семи часов. Утро уже освещало комнату, и надо было идти до того, как проснется мачеха.

Все по той же системе, только наоборот. Мы быстро оделись. Я вывел Элину сначала в коридор, потом в сени. Выпустил ее на улицу, закрыл дверь на ключ. Все так же тихо и серьезно. Спецназ. Я вернулся в комнату. Вылез через форточку. На улице выпал снег. Это было невозможно, потому что был май месяц. Но мне так хотелось, и снег выпал.

— Ядерная зима, — сказал я.

И поцеловал Элину.

— Весна, — поправила она.

Мы тихонько вышли из ограды, я прикрыл калитку. И пошли на остановку. Снег скрипел под нашими ногами, а подошвы оставляли на нем небольшие воронки от ядерных взрывов. Нужно доехать до центра, там погулять немного. В восемь тридцать Элинины родители уйдут на работу. Мы пойдем к ней и немного поспим. Потом проснемся.

Уже на остановке Элина вдруг вспомнила:

— Мы забыли Ольгу.

Мне не нравилась Ольга. Я ревновал к ней. Один раз Элина предложила, чтобы мы занялись сексом втроем. Я не хотел, но согласился. И у меня не получилось. Я застеснялся втроем. Вдвоем — нет. Когда мы были вдвоем, я был Элининым киборгом модели Fucker 2003.

Сейчас я сказал:

— Может, Оля сама доберется?

Я думал, Элина не согласится, но она ответила:

— Хорошо.

И ядерная снежинка упала на ее ресницу. 

Добровольцев нет 

This is fucked up, fu-a-acked up

Том Йорк

У Сперанского были какие-то дела в Петергофе, значит, выходило, что я буду ночевать один на новом месте. Честно говоря, я боялся. Боялся, что вот так я войду в новое жилье, проведу один ночь, потягивая пиво или вино. И моя жизнь совсем не будет отличаться от жизни Генри Чинаски. Я все-таки не персонаж, а настоящий человек, но иногда уже перестаю это чувствовать. Я позвал Кирилла, но он сказал, что не поедет ко мне. Понимаю, ему бы пришлось добираться два часа. Что он будет через весь город пилить, чтобы подержать меня за ручку, он же мне не мамочка.

Так что мы выпили немного пива, Сперанский уехал, и я пошел на новую квартиру. Всего десять тысяч, я боялся, что нас развели. Где-то тут должен быть подвох. Я вставлю ключ в замочную скважину, и ключ не подойдет. Или ночью меня разбудят менты и поведут в отделение. Я боялся, что напьюсь один и выброшусь в окно. Я сидел и думал. Обдумывал еще, что я могу написать отцу.

Я часто думаю, что ему написать, но не часто пишу. Зато постоянно про себя проговариваю варианты писем.

Сам он на днях написал, что моей сестре сделали укол, и теперь год она не будет пить. Ее выгнали с работы после последнего запоя, а она была директором парикмахерской.

Я не знал, что ответить отцу.

Привет.

Я сломался.

Мне уже все равно, кем я буду. Я вдруг перестал бояться, что ничего не выйдет, и вообще чем-то интересоваться. Я читал, что это первый симптом депрессии. Депрессия — это когда человек не интересуется вещами, не заслуживающими интереса. Уже ничто не заслуживает моего интереса. Каждые выходные я схожу с ума от безделья, мне хочется только пить. Лучше бы не было выходных, я бы работал и работал, так легче. Я уже не хочу печататься, я ничего не хочу. Я так долго хотел иметь книгу, а ее нет и нет. Я кажусь себе чем-то вроде девственника, который решил не трахаться.

Я живу только из-за того, что тебе и Сигите будет больно, если я покончу с собой. У тебя хотя бы останется Ваня, а у нее никого не останется, с кем она сможет поговорить так. Хотя, кто-то появится, наверное, со временем, нечего себя переоценивать.

Раньше я всегда считал тебя счастливым человеком. Но когда зимой ты мне сказал, что это не так, что тебе так же больно и невыносимо, почва ушла у меня из-под ног. Я не знаю, как жить без этой иллюзии. Зачем ты мне это сказал? Ты сидел в этих трусах напротив телевизора, сказал мне, что ты тоже несчастен, а смысла в жизни нет, и я увидел тысячи горьких жизней, которые будут повторяться без толку поколение за поколением. Мне стало так одиноко, меня просто бросили одного в лесу. Я потом расплакался, когда ушел в комнату, ты мне дал по голове, короче говоря. Единственный счастливый человек оказался несчастен, я не знал, куда мне деться. И жить неохота, и сдохнуть страшно.

Вчера я видел человека без глаз в метро. Я хотел дать ему тысячу, но мне стало жалко тысячи, и я дал ему сторублевку.

На день рождения тоже пойду зашиваться, у тебя будет два зашитых ребенка-алкаша. Я уже звонил, за две тысячи мне введут физраствор, и я останусь один на краю вселенной. Странно как-то все получилось.

Мы со Сперанским сняли квартиру, и теперь у нас адрес Добровольцев 181, квартира 237. Так что есть и хорошие новости. Всего за десять тысяч. Будет где отдыхать по выходным.

Привет всем. Не падайте духом.

Я бы на хуй застрелился, если бы получил от сына такое письмо. Ничего не стал писать отцу, да и подключиться к Интернету мне не удалось. Посидел, поплакал, посмотрел порнуху, подрочил, взбодрился и пошел в магазин.

Милостивый читатель, я продолжу свой добрый рассказ после онанизма. Советую и тебе отвлечься от моей истории ради того, чтобы порадовать себя этим простеньким удовольствием. Огненные буквы летят мне навстречу, я жму «вниз», «прыжок», успеваю или не успеваю увернуться.

Мне хотелось поесть, но не хотелось готовить. Помимо двух бутылок Holsten купил какую-то шляпу быстрого приготовления. «Биг ланч». И пошел от магазина домой. Был первый час ночи. В этом районе полно гопоты, я надеялся, что будет конфликт, это бы