Книга Альпинист. Книга 2 - Тим Волков

class="p1">— Какое?

— В Москву тебе нужно будет смотаться.

— Это еще зачем⁈

— Руководство должно посмотреть на тебя, кандидатуру одобрить. Это весьма условная процедура, но ты сам понимаешь, что без этого никак. К важным людям в кабинет пойдешь. К очень важным. Так что максимально серьезно отнесись к поездке. Ну и плюс необходимые бумаги оформить нужно будет, разрешения там разные, приказы и прочее. В общем, хоть и нудная, но простая работа. Был в Москве?

— Был, — ответил я и тут же прикусил язык.

Был то я там в своей прошлой жизни, а не в этой.

— Ну вот и хорошо, — не обратив внимание на мой небольшой промах, ответил Юрий Карпович. — Еще раз посмотришь. Сейчас уж до конца этой недели будь тут, акклиматизацию проходи. А в следующий понедельник на первом же самолете дуй в Москву. Кайрат Айдынович выдаст тебе командировочные и необходимые документы оформит. А хочешь, я его в сопровождение тебе дам?

— Не надо! — выпалил я. — Сам справлюсь.

— Уверен?

— Со спуском справился, с поездкой тем более.

— Вот это я понимаю оптимизм! Еще раз убеждаюсь, что не зря тебя назначил, хотя Кайрат был против… — Юрий Карпович понял, то сболтнул лишнего, отмахнулся. — Конечно, сопровождающий должен быть, но так уж и быть, разрешу тебе одному. Не пропадешь никуда?

— Не пропаду.

— Ну вот и хорошо. На всё про всё у тебя три дня в Москве. Я там тебя встречу, не переживай. Полечу туда уже сегодня, мне тут уже не зачем сидеть, поясницу студить. Сам и представлю начальству тебя. Так что не переживай, все будет хорошо.

Я сомневался, что меня прямо-таки и отпустят одного, слежка будет плотная и тайный сопровождающий обязательно будет приставлен. Но все равно был благодарен Юрию Карповичу за то, что он позволил мне быть одному.

— Ну все, бывай, — сказал он. — Отдыхай, набирайся сил.

И хлопнув меня по плечу, вышел из палатки.

* * *

В палатке я пролежал два дня. Немногословный хмурый доктор колол мне уколы, давал какие-то горькие пилюли, от которых сохло во рту, но которые хорошо восстанавливали силы.

На второй день я смог выбраться на улицу и проведать Молодова, который находился в соседней палатке. Тренер чувствовал себя хорошо, шутил. Рана оказалась удачной, ничего важного не задело, и плановую операцию решили делать непрямо сейчас, в полевых условиях, а через пару недель, когда состояние тренера стабилизируется, и его можно будет спокойно транспортировать в город.

А вот Костю найти нигде не удалось, и даже попытки разговорить доктора привели лишь к тому, что он коротко бросил:

— Увезли его.

— Куда увезли? В больницу в город?

— Не знаю. Мне не докладывают.

Я переживал за друга. Ощущал — от делегатов можно ожидать чего угодно. Поэтому мысленно пометил для себя, что, когда поеду в Москву, вопрос о Косте обязательно подниму и попрошу, чтобы никакие карательные санкции к нему не применялись.

На третий день вернулась основная группа. Они знали о случившемся лишь по коротким сообщениям и едва меня увидели, принялись расспрашивать. Пришлось рассказывать, избегая определённых моментов. Не стал я подробно описывать удар ледоколом, ограничившись короткой фразой о том, что Молодов получил повреждение. Про эльбрусскую деву тоже молчал. Не потому, что не хотел выглядеть глупо. Просто и сам после прошедшего времени не мог ответить сам себе — действительно ли она там была или мне это привиделось из-за сильной усталости?

Не знали еще ребята и про то, что определилась группа, которая пойдет на Пик Победы. Я не стал им этого говорить, потому что понимал — меня начнут допытывать, кто же попал в список и отговоркой о том, что он мне неведом никто удовлетворен не будет.

Кайрат Айдынович вел себя со мной холодно, в палатку не заходил, а если встречался на улице, то просто проходил молча, ничего не говоря. Было понятно, что назначение меня руководителем группы было для него ударом. Возвращению моему также были не сильно рады и некоторые другие ребята. Костарев молчал, Артем хмурился. И только Володька, Генка и Клим искренне радовались тому, что я вернулся с высоты живым.

Парни подробно рассказали мне, как штурмовали высоту, как четко отработали все приемы и спустились обратно, а я только радовался за них. Рассказали и про то, что у некоторых ребятах появились признаки горной болезни. К моему облегчению никого из знакомых это не коснулось.

«Значит есть шанс, что и Володька, и Генка, и Клим прошли в список, — подумал я. — А еще ест надежда, что и Леся туда попала»,

Мне правда хотелось, чтобы она была там.

А еще мне хотелось повидать ее. Но суждено ли этому сбыться? Я не знал.

Наконец настал день, когда в палатку зашел доктор с Кайратом Айдыновичем и сообщили мне, что я выписан.

— Вещи собирай, — буркнул Айдынович. — Сегодня в пять подъедет машина. Она довезет тебя до поселка. Оттуда в семь тридцать отправляется автобус рейсовый. Сядешь на него. Потом аэропорт. Там купишь билет. Долетишь до Пятигорска. Там пересадка. Прямой до Москвы. Понял?

Я кивнул.

— Вот командировочные. Распишешься потом в ведомости, что получил.

Он протянул мне пачку денег.

— Сколько тут?

— Пятьсот рублей.

Я выпучил глаза. Сумма весьма приличная.

— По повышенному коэффициенту, — произнес Кайрат Айдынович, но мне это абсолютно ничего не прояснило. — Билеты сохраняй, потом отчитаться нужно будет. За гостиницу тоже. Сто рублей — на еду. За них отчет не нужен.

— Не много ли на еду?

— Сколько положено — столько даю, — сквозь зубы злобно процедил Кайрат Айдынович. — Не теряй времени, у тебя его не так много.

И с этими словами ушел.

Я начал сборы и в скором времени понял, что лишние деньги мне вполне пригодятся — всю нормальную одежду, в которой удобно будет ходить в Москве, я оставил в лагере. Не альпинистский же костюм надевать. К тому же нужно предстать перед важными шишками, соответственно нарядится нужно будет в строгую одежду.

О моем отъезде прознали друзья — Володька и Генка. И сразу же смекнулись, что дело не чисто.

— Зачем ты уезжаешь? — спросил Генка. — Тем более один. Неспроста.

— Ребята, не могу сказать. Правда, не могу. Потом. Чуть позже.

Парни еще некоторое время пытались допытывать меня, но поняв, что это бесполезно, в конечном итоге отстали.

В пять и в самом деле подъехала машина. Это был небольшой фургон ЗАЗ, в очертаниях которого уже угадывались знакомые черты легендарного «Запорожца». Движок машины работал громко, смело и походил на водителя автомобиля — такого же жилистого и громкого кавказца.

— Ти Андрэй? — спросил он, сверкнув орлиным взглядом.

— Я.

— Поэхалы!

И без лишних предисловий повез меня по ухабистой дороге в сторону аэропорта.

За время недолгой поездки я узнал практически все новости близлежащих сел, окунулся в хитрые перипетии семьи Тавади и Даурбековых, ознакомился с длинным списком предков рода Ялхороевых, к которым принадлежал водитель, и был посвящен в тайны приготовления настоящего вина, которое умеет готовить только их семья и никто больше.

Голова пухла от плотного потока информации, а водитель кажется, только вошел во вкус.

Но в какой-то момент я перебил его.

— Послушайте, а про эльбрусскую деву вам что-нибудь известно? — это было рискованно, ведь водитель мог быть и не таким простым, каким хотел казаться.

Но я все же насмелился, спросил, однако придал своему голосу словно бы юмористический оттенок — в случае чего можно будет дать заднюю, и сказать, что просто пошутил.

Однако гордый Ялхороев-младший отнесся к вопросу со всей серьезностью.

— Про дэву? Канэчно знаю! У миня дед Агабек видэл эту дэву!

— Видел?

— Собственным глазами! К нам в пятьдэсят трэтэм году группа приезжала с Москвы, на Эльбрус ходили. Большая такая группа. И вот они дэда Агабека взялы сопровождающим — он тогда крэпкий был дэд, мог пять мешков картошки поднять. Коня на спор поднымал! И вот пошэл Агабек в лагерь груз таскать и на второй заход пошэл, уже ближе к вечеру. Видит — вдали стоит кто-то, тень какая-то.

Мне стало не по себе. Перед глазами вдруг отчетливо возникла картина, увиденная мной совсем недавно — тень, стоящая передо мной.

— Дэд подумал, что это кто-то из групп, дажэ прикрикнул. Говорит, чтобы не уходили из лагеря никуда, ночь скоро, нелзя. А тень никакого внимания на него. И вдруг пошла вперед. Агабек пригляделся и как вкопанный стал. Перед ним дэвушка стоит. Одетая вся в шерсть,