Книга Башня Зеленого Ангела. Том 1 - Тэд Уильямс

можно доверять. — Ниски опустила руку, которая снова исчезла в широком рукаве плаща. — Я надеюсь, ты сумеешь найти тех, кому будешь верить… леди Мария. — Мимолетную паузу перед фальшивым именем было невозможно не заметить.

— Я тоже надеюсь, — взволнованно сказала принцесса.

— Да. — Ган Итаи кивнула, и в уголках ее губ промелькнула улыбка. — Что-то ты слишком бледная. Может быть, здесь чересчур ветрено и тебе стоит вернуться в каюту?

Ниски коротко кивнула и пошла прочь, ловко ступая босыми смуглыми ногами по раскачивавшейся палубе.

Мириамель смотрела, как она уходит, потом перевела взгляд на румпель, где граф Аспитис беседовал со штурманом. Граф поднял руку, чтобы высвободиться из золотого плаща, который закрутился вокруг его тела. Заметив Мириамель, он коротко ей улыбнулся и сразу же вернулся к разговору. В его улыбке не было ничего необычного, если не считать слишком короткого мгновения, которое она длилась, но Мириамель вдруг почувствовала, как все у нее внутри оледенело. Она крепче сжала в кулаке кусок пергамента, испугавшись, что ветер вырвет его из ее руки и унесет Аспитису. Она понятия не имела, что там такое, но чувствовала, что граф не должен его увидеть.

Мириамель заставила себя пройти по палубе спокойно и не спеша, свободной рукой придерживаясь за ограждение. В отличие от Ган Итаи, ей не удавалось так же уверенно сохранять равновесие.

В полутемной каюте Мириамель развернула кусок пергамента, и ей пришлось поднести его к свече, чтобы прочитать крошечные, неровные буквы.

Я совершил много плохого, —

прочитала она, —

и знаю, что вы больше мне не доверяете, но, умоляю, поверьте, что сейчас я совершенно с вами честен. Я надевал множество разных личин, и ни одну нельзя назвать добропорядочной. Падрейк был дураком, Кадрах — негодяем. Возможно, я стану лучше до того, как умру.

Мириамель стало интересно, где он взял пергамент и чернила, и решила, что, наверное, их ему принесла ниски. Глядя на неровные буквы, Мириамель подумала о закованных в тяжелые цепи ослабевших руках монаха и почувствовала жалость — какую невероятную боль он испытал, когда писал свое послание! Но почему он не может оставить ее в покое? Почему никто не хочет?

Если вы читаете это, значит, Ган Итаи выполнила свое обещание. Она единственная на корабле, кому вы можете доверять… возможно, кроме меня. Я знаю, что обманывал вас и не раз бросал. Я слабый человек, миледи, но в том, о чем вас предупреждал, хорошо вам служил и по-прежнему пытаюсь так делать. На борту «Облака Эдне» вам грозит опасность. Граф Аспитис гораздо хуже, чем я о нем думал. Он не просто позолоченный представитель двора герцога Бенигариса, он слуга Прайрата.

Я множество раз вам лгал, миледи, а также часто скрывал правду. И мне не дано исправить то, что я совершил. У меня уже начали уставать пальцы и болят плечи. Но вот что я вам скажу: на свете нет никого, кто знал бы зло, которым наделен Прайрат, лучше, чем я. И нет никого более виновного в том, чем он стал.

Это длинная и запутанная история. Достаточно сказать, что я, к моему вечному и ужасному стыду, отдал Прайрату ключ от двери, которую не следовало никогда открывать. Хуже того, я так поступил, уже зная, что он превратился в хищного зверя. Я был слаб и напуган, и это самое отвратительное, что я сделал за свою жизнь, наполненную прискорбными ошибками.

Послушайте меня сейчас, миледи. К моему величайшему огорчению, я хорошо знаю нашего врага. Надеюсь, вы мне также поверите, когда я скажу, что Аспитис не только выполняет приказы Бенигариса, но служит Красному священнику. На Винитте это известно всем.

Вы должны бежать. Возможно, Ган Итаи сможет вам помочь. К сожалению, я сомневаюсь, что вас будут не так старательно охранять, как на Винитте, и виной тому моя трусливая попытка сбежать. Отправляйтесь в Кванитупул на постоялый двор, который называется «Чаша Пелиппы». Я уверен, что Диниван отправил туда тех, кто поможет вам добраться до вашего дяди Джошуа.

Мне пора заканчивать, потому что боль стала нестерпимой. Я не прошу вас меня простить, я не заслуживаю прощения.

На краю пергамента осталась полоса крови, Мириамель смотрела на нее полными слез глазами, пока кто-то резко не постучал в дверь. У нее отчаянно заколотилось сердце, но в тот момент, когда дверь распахнулась, Мириамель успела зажать письмо в кулаке.

— Моя драгоценная леди, — проговорил ухмылявшийся Аспитис, — почему вы прячетесь в темноте здесь, внизу? Давайте прогуляемся по палубе.

Пергамент, казалось, жег ей ладонь, как будто она держала в руке раскаленный уголь.

— Я… не слишком хорошо себя чувствую, милорд. — Мириамель покачала головой, пытаясь скрыть, что начала задыхаться. — Я погуляю в другой раз.

— Мария, — не отступал граф, — я вам говорил, что меня очаровала ваша деревенская открытость. Почему же вы становитесь капризной придворной девицей? — Он сделал один длинный шаг, оказался рядом с ней и провел пальцами по ее шее. — Неудивительно, что вы себя плохо чувствуете, сидя в темной каюте. Вам нужен свежий воздух. — Аспитис наклонился вперед и прикоснулся губами к шее Мириамель чуть ниже уха. — Или вы предпочитаете остаться здесь, в темноте? Может быть, вам одиноко? — Его пальцы медленно скользнули по ее щеке, мягкие, точно нити паутины.

Мириамель не сводила глаз со свечи, пламя которой танцевало перед ней, но сама каюта погрузилась в глубокие тени.

Витражные окна в тронном зале Хейхолта были разбиты, потрепанные занавеси мешали снегу попадать внутрь, но не могли остановить жуткий холод. Даже Прайрат, казалось, его чувствовал, и, хотя советник короля по-прежнему ходил с непокрытой головой, теперь он носил красный плащ, подбитый мехом.

Из всех, кто входил в тронный зал, казалось, только король и его виночерпий не обращали внимания на холод. Элиас с обнаженными руками и босиком сидел на Троне из Костей Дракона, но, если не считать ножен с мечом, висевших на поясе, был одет так, будто находился в своих личных покоях. Монах Хенфиск, его молчаливый паж, носивший потрепанную рясу и не сходившую с лица улыбку идиота, чувствовал себя в промерзшем зале нисколько не хуже своего господина.

Верховный король забился в глубину клетки из Костей Дракона и, опустив подбородок на грудь, смотрел из-под нахмуренных бровей на Прайрата. Кожа Элиаса казалась белой как молоко, особенно контрастируя со статуями из черного малахита, стоявшими по обе стороны трона. На висках и худых руках Элиаса проступали голубые вены, набухшие так, словно они вот-вот лопнут.

Прайрат открыл