Книга Холодные и теплые предметы - Ирина Кисельгоф

Рябченко побледнел, а моя душа запела хвалу господу. Этот болван даже не понял, как нам повезло. Кудрявцева давно канючила, просясь уйти под расписку, я отвечала категорическим «нет». В истории болезни есть мое заключение о невозможности досрочной выписки. Я запаслась бумажками на все сто. Мы ни в чем не виноваты, она удалилась сама, без нашего на то позволения. Я каждый день осматривала Кудрявцеву, она точно не умрет в ближайшее время.

– Немедленно сообщите в поликлинику по месту ее жительства, и всем писать объяснительную. Чтобы врач поликлиники был у нее уже сегодня, иначе я всех с землей сровняю! За уши его к ней притащите. Все понятно?

– Есть! – по-армейски доложил гражданский человек Рябченко и помчался выполнять приказ.

Надо заставить Димитрия купить мебель во все отделение. Так сказать, сделать спонсором моего образцово-показательного отделения. У него полно денег. И мне хорошо, и ему тоже будет хорошо. Я обещаю. Я решила обучить его фокусу с малиной и засмеялась. Димитрий уже пробовал меня на вкус. Малина внесет разнообразие в нашу совместную сексуальную жизнь.

Внезапно я увидела малиновое пятно на своем детском платье – так же ясно, как и тогда, в детстве. Я видела, как сок этой ягоды течет между моих ног, переполняя меня своей густой и теплой кровью до жаркой тяжести внизу живота. Я почувствовала такое сильное возбуждение, что, если бы в кабинете остался Рябченко, я бы отдалась ему без раздумий на новом диване, купленном Димитрием. Делать было нечего, я достала презервативы из сейфа и помчалась к Седельцову.

– У меня такого не было. Никогда, – сказал он.

Маразм, подумала я.

* * *

Димитрий обнаружил в моей косметичке презервативы «Durex». Хорошие презервативы. Я держу их на случай Седельцова. Мало ли что. Избегайте случайных связей, иначе они свяжут вас с половой инфекцией. Рекомендую как врач. И помните, что реакция Вассермана может оставаться положительной до конца вашей жизни, не говоря уже о ВИЧ. Половые инфекции маркируют вас, как радиоуправляемые чипы, и такой чип может послать сигнал окружающим в самый неподходящий момент. Вам это надо?

Димитрий нашел презервативы и ожидаемо взбесился.

– Разве ты не пьешь таблетки? – спросил он, четко артикулируя слова и явно подражая мне.

Плевала я на его артикуляцию зигзагами с Марса. До моих талантов Димитрию далеко, дальше не бывает.

– Нет, – ответила я, надеясь напугать его вероятной беременностью. Перевести с одной доминанты на другую.

– Кто он?! – забыв об артикуляции, зарычал Димитрий.

Я окинула его своим фирменным взглядом. К несчастью, доминанта ревности оказалась к нему невосприимчивой. Димитрий смотрел на меня бешеными глазами, их склеры наливались кровью, толстые, влажные гусеницы корчились в предагональных конвульсиях.

– Говори, с-сука!

– Никто, – я отступила назад. – Это образцы фармфирмы. Для распространения.

– В косметичке? За идиота держишь?!

– Да, – ни с того ни с сего ответила я.

Димитрий выкрутил мне руку так, что я взвыла от боли и села на корточки. Он выворачивал мне руку и спрашивал:

– Кто он?

– Никто! Никто! Никто! – кричала я.

– Изменяла?

– Нет! Нет! Нет! – кричала я.

Он сто раз спрашивал, я сто раз отвечала «нет». Он сам решил, когда будет довольно. Сел передо мной на корточки и ласково вытер слезы со щек. Совсем как Толик в моем далеком детстве.

– Не врешь? – мягко спросил он.

Я отрицательно помотала головой. Он поднял меня и посадил себе на колени. Я дрожала и всхлипывала, как пятилетняя бедная дурочка. Он прижал меня к своей груди, я обняла его одной рукой. Хозяин простил бедную дурочку, инвалида на правую, рабочую руку.

Если бы на моем жизненном пути встретился настоящий маньяк-садист, я бы полюбила его за муки свои, а господин Юнг лечил бы меня до потери собственного пульса. Спасибо Толику-козелику! Встретив его реинкарнацию, я попала в сад Мазоха. Любой врач сказал бы, что моя школьная психотравма наложилась на детскую. Я потеряла уверенность в себе, что и сформировало мой психотип. Я не сумасшедшая, а человек с девиацией. Ну и что? Что в этом особенного? Посмотрите вокруг себя. У всех свои тараканы. Ежедневные стрессы подкармливают собственных тараканов. И те из юрких, подвижных прусаков превращаются в огромных, неповоротливых черных. Черные тараканы меньше мешают. Они обожают ночь и являются только тогда, когда вам хочется спать, а не думать о своих проблемах. Все тараканы погибают от дихлофоса, но они могут появиться вновь, потому дихлофос нужно принимать ежедневно. Тогда следует решить для себя: либо сидеть на колесах, либо терпеть стресс.

Мне дали больничный, хотя я могла ходить на работу. Димитрий чувствовал свою вину. Он поселил меня в своей квартире, дабы его прислуга могла ухаживать за леворуким инвалидом. Я пыталась оградить его от такой чести, но тщетно. Чувство его вины было безгранично. Он подарил мне колье из черного жемчуга с черным бриллиантом и серьги к нему. Колье стало реинкарнацией Толикова колечка с блестящим камушком. Наконец-то я его получила!

Прислуга носила мне завтрак в постель, при том, что я ненавижу крошки на простынях. Я завтракала и заставляла прислугу менять постельное белье без промедления, даже если крошек не наблюдалось. Я заставляла прислугу делать все безукоризненно и без промедления. С моим появлением прислуга узнала, что такое дедовщина. С появлением дедовщины квартира Димитрия превратилась в образцово-показательную. Его гардероба дедовщина не коснулась.

Когда моя правая рука вернулась в рабочее состояние, Димитрий на всякий случай поинтересовался:

– Будешь меня слушаться? Всегда и во всем?

Я утвердительно кивнула. Как и Ницше, я считаю, что пастуху всегда нужен свой баран-передовик, чтобы самому при случае не стать бараном.

Димитрий был счастлив, но в его бочке меда была одна ложка дегтя. Бедная дурочка его не простила. Самое смешное, Димитрий будто забыл, как я крупными буквами, черным по белому напечатала ему жизненное послание, что держу его за идиота.

Не знаю, есть ли на свете доминанта, которая может заместить в моем подсознании реинкарнацию Толика. На свете есть психотерапевты и психологи. Но делать достоянием гласности темную сторону моей натуры? Увольте! Я не знаю ни одного психотерапевта или психолога, который хранил бы тайну своих клиентов. Огромный город, в котором я живу, слишком маленький для моей тайны. Здесь все друг друга знают по цепочке, опоясывающей круг людей, с которыми я общаюсь. Все на свете скованы одной цепью – условными единицами и круговым нападением ради божественной нирваны, имя которой «власть». Путь к нирване требует расплаты унижением, перенесенное унижение трансформируется в дедовщину. Растоптать ближнего своего? Запросто! Дайте только повод.

Глава 7

У меня ужасное настроение. То самое, которое налипает тонким слоем грязи и которое трудно отскрести. У меня умерла больная Верникова. Тяжелая больная. Она могла умереть, а могла и не умереть. Я таких больных вытаскивала, а сегодня не смогла. Что я сделала не так? В чем ошибка? Во мне самой или в Верниковой? Я на сто рядов проверила все и вся. Подкопаться вроде не к чему. Все сделано как положено. И все равно покоя нет. От меня только ушел ее муж. Даже не помню, что я ему говорила. Он все время молчал. Не задал ни одного вопроса. Ненавижу молчунов! Терпеть не могу! Перед ними оправдываешься, хочешь ты этого или нет. Лучше нормальные люди с нормальными эмоциями. С ними легче. Муж Верниковой так и ушел из моего кабинета молча, тихо закрыв за собой дверь. Что он будет делать? Как жить?