Книга Дети драконов - Елена Кочешкова

Когда Ива вернулась обратно к костру и помогла брату спуститься наземь, Лиан прицепился к ней снова.

«Послушай, малышка, до столицы еще далеко... Зачем тянуть? Давай я сейчас посмотрю, что можно сделать с его ногами?»

«Я тебе не малышка, – Ива смерила его долгим холодным взглядом. – Еще раз так назовешь, без зубов останешься, красавчик. Небось тогда твоя невеста долго плакать будет»

«Нет, – усмехнулся Лиан. – Не будет. Моя невеста сама кому хочешь зубы повыбивает, а потом заставит их съесть, – поймав удивленный и ощетиненный взгляд Ивы, он улыбнулся чуть мягче добавил: – Но я не тебя понял. Уж не стану рисковать понапрасну»

«Не рискуй. И помощь твоя не нужна мне, я говорила уже. Пусть этот твой учитель его лечит»

«Почему же нет?»

Иногда братцу удается быть исключительно несносным в своей настойчивости, но тут я счел разумным поддержать его и тоже подал голос:

«Лиан – очень сильный лекарь, Ива. Я бы не стал на твоем месте отказываться от его помощи. В целительском мастерстве он намного превзошел даже дядю Патрика. Ты не смотри, что он молод...»

Тогда-то она и сказала то, что с самого начала было очевидно, но еще ни разу не прозвучало вслух.

«Нет. Не доверяю я вам. Никому не доверяю... Посмотрю еще на этого вашего старшего... А там решу»

«Но... – Лиан искренне не понимал. – Ведь вы же сами шли в Золотую, чтобы найти для него лекаря! Как ты можешь теперь отталкивать то, что искала?!»

Она ответила не сразу. Какое-то время смотрела в пустоту, совсем как ее брат. Только спустя несколько долгих вдохов и выдохов произнесла тихо:

«По правде-то говоря, мы уже находили лекарей. Да ни один не справился. Даже тот, что из столицы вашей. Брехал, что в какой-то башне особенной учился... а сам... сказал, никто ему не поможет... Да и то верно. Мучают только все. А я уже привыкла... Мне не трудно. Я сильная, справлюсь. Я и с вами-то пошла только ради моря... Вереск всегда хотел море увидеть...»

6

К концу пути я уже наловчился заранее угадывать, когда именно моему маленькому спутнику нужно сойти с коня и отдать должное природе. Не могу сказать наверняка, но почти уверен – он был искренне благодарен мне в те моменты, когда я останавливал своего вороного со словами, что пора бы и отлить. А заодно прихватывал с собой и мальчишку. Иногда Лиан тоже составлял нам компанию, и почему-то, когда мы были втроем, простой поход в кусты превращался в состязание на самую нелепую и смешную шутку. Над глупостями Лиана Вереск почему-то смеялся чаще – беззвучно, зато всем телом. И это было хорошо, потому что тогда уж точно не оставалось места для смущения.

А о серьезном мы вообще больше не заговаривали.

Ни о прошлом, ни о будущем.

Из Вереска собеседник был хуже некуда, из его сестры тоже – даром что она вполне владела речью. Приступов откровенности с ней больше не случалось, и ничего сверх прежнего узнать нам так и не удалось. Сами мы ни о чем, касательно магии, тоже лишний раз не поминали: дядя Пат довольно однозначно дал понять, что не стоит взваливать на детей знания, которые им, может статься, и не пригодятся вовсе... Лиан-то, конечно, был бы и рад пуститься в повествование о наших приключениях в степи или даже на корабле, но, я ему сразу напомнил, чтобы держал рот захлопнутым. Впрочем, это не мешало братцу всю дорогу травить какие-то совершенно невообразимые лекарские байки. Ива слушала их с кривой усмешкой на лице, но иногда не выдерживала и внезапно начинала смеяться в голос – хрипло и прерывисто, как старая чайка.

И также резко замолкала.

Словно смех был чем-то постыдными и не дозволительным в ее жизни.

Ночевали мы чаще всего где-нибудь подальше от людей – в лесу, в поле, у реки... Хватило одной попытки остановиться на постоялом дворе, чтобы понять, насколько это плохая затея. Вереск шарахался от каждого громкого звука и резкого жеста, а Ива чуть что тянулась рукой к своему игрушечному клинку. Мы ушли оттуда сразу, как только разделались с ужином. Он был хорош... Но оставшиеся несколько дней пришлось довольствоваться едой, приготовленной на костре или купленной в дорогу. Я решил, что так будет проще, чем каждый раз объяснять Иве, что никто в харчевне не желает зла ей и ее брату. А что глазеют... ну так есть на что поглазеть... Не так много шарахается по дорогам одинаковых с лица детей, один из которых немой калека, а другая похожа на демона. Если прибавить к этому приметные патлы Лиана и мою собственную прическу степного воина, выходило через чур.

Так мы и ехали – избегая людных мест и разговаривая только о пустяках.

Хорошо хоть, Лиану удалось проковырять дырочку в холодной броне Ивы с его россказнями про травы и лекарства. Тут она не только внимала, но и спрашивала, спорила, удивлялась.

Я к этим дискуссиям не прислушивался. Был занят своим делом.

Лиану Ива могла шипеть что угодно, но для себя я сразу определил – мне ее слова не указ. В первое же утро после рассказа маленькой колдуньи я сосредоточил все свое внимание на том, чтобы разобраться с мальчишкой.

Невозможно ехать с человеком в одном седле и не чувствовать его.

Я и прежде умел распознавать в чужом теле удовольствие и боль, радость и слабость, но после битвы на «Стриже» это проявилось во много крат сильней. С того момента, как я обрел способность исцелять, дар ощущать чужое тело стал для меня естественным, как дыхание.

Но с Вереском все было сложно.

Слишком сложно.

Я никак не мог ухватить, нащупать истинный источник его увечий.

Сначала это злило меня, потом приводило в отчаяние. В конце концов я смирился с тем, что и в подметки не гожусь своему названному братцу по части целительских талантов. Мне не дано видеть людей и их тела насквозь.

Однако кое-что сделать все же удалось...

Невесомо прикасаясь к тонкой и хрупкой оболочке света мальчишки, я выравнивал ее вмятины и закрывал дыры, сквозь которые Вереск годами терял свои силы. Не знаю, замечал ли он это, но в такие минуты, и без того тихий, как тень, он, казалось, вовсе переставал дышать. Зато сердце его, напротив, начинало стучать быстрей – маленькое упрямое сердце, которое не остановилось даже тогда, когда это было неминуемо.

Чем ближе становилась Золотая Гавань, тем отчетливей я понимал, что за минувшие несколько дней успел неожиданно крепко привязаться к этому ребенку. В то время, как его сестра вызывала у меня только болезненную жалость и целый ворох серьезных опасений, Вереск – чем дальше, тем сильней – казался человеком, рядом с которым мир становится лучше...

И потому особенно больно было думать о том, что он необратимо лишен своего дара.

Конечно, я надеялся, что дядя Пат, Лиан или Кайза сумеют что-то с этим сделать, но... чутье, которому я привык доверять, говорило мне о другом.

Вереск был выжжен дотла, как дом, в котором сгорело его детство.