Книга Приключения профессора Браннича - Эдуард Маевский

– Выяснится, конечно, но не в пользу вашего предположения.

– Так лучше не будем об этом говорить, – в голосе лорда Кэдогана зазвучала обида.

– Да, это будет самое лучшее…

И они молча пошли дальше.

Геолог становился все мрачнее и печальнее. Англичанин мало-помалу успокоился, даже пришел в веселое настроение и развлекался шутливым разговором со Станиславом.

– Сколько лет прошло между силурийским и девонским периодами? – обратился он некоторое время спустя к геологу.

Профессор Браннич с трудом удержался от улыбки.

– Вы занятный человек, лорд, – сказал он.

– А что?

– Вы предлагаете один из самых сложных вопросов в геологии таким тоном, каким спрашивают, который теперь час?

– Мне бы очень хотелось знать хотя бы приблизительное число лет, разделяющих эти два периода.

– Наука не в силах удовлетворить ваше любопытство, – геолог развел руками. – Она не располагает для этого достаточными данными. Опираясь на толщину геологических пластов, мы можем лишь определить взаимное отношение трех последних эр из четырех, на которые делят прошлое земного шара. Старейшая из этих трех, палеозойская, была в четыре раза продолжительнее следующей, мезозойской, которая в свою очередь была много дольше самой младшей, кайнозойской. Известно также, что второй период палеозойской эры, силурийский, по крайней мере в три раза длиннее третьего, девонского. Но о продолжительности каждого периода в отдельности мы даже приблизительно судить не можем… Во всяком случае, продолжительность этих периодов настолько велика, что мерить их, как вы предлагаете, годами было бы то же, что считать расстояние между отдаленными странами на аршины вместо миль.

– Вы преувеличиваете, профессор.

– Нисколько не преувеличиваю. Вопрос о продолжительности минувших периодов давно уже занимает геологов и астрономов. Как те, так и другие согласны в том, что время это столь велико, что мы едва ли можем составить себе хотя бы некоторое представление о нем. Мы с трудом охватываем даже один миллион лет, а между тем история земли насчитывает миллионы веков. В этом не сомневается в настоящее время ни один человек, сколько-нибудь знакомый с геологией. Да и как сомневаться, если, например, в течение одного только силурийского периода кембрийские горы успели исчезнуть, и на месте их воздвиглись новые?..

И профессор умолк.

Все трое ускорили шаги и вскоре очутились в могучем каменноугольном лесу. Вокруг виднелись густые заросли каламитов и мощные стволы лепидодендронов, сигиллярий и древовидных папоротников.

Мало-помалу причудливая красота леса вновь пробудила в Бранниче естествоиспытателя, и, не обращая внимания ни на покрытое тучами небо, ни на дождь, забыв обо всех печалях, он со все возрастающим интересом вглядывался в окружающие его растения.

Глава 13

Земноводные каменноугольного периода

Занятый своими наблюдениями, геолог заметил, что лорд отстал от него на значительное расстояние, лишь когда услышал его громкий, тревожный окрик. Профессор и Станислав, увязая поминутно по колени в грязи, бросились к нему, и, приблизившись, увидели его стоящим над каким-то огромным, отвратительным животным.

Двое или трое таких же животных, но несколько меньшей величины, неподвижно лежали в болоте, выставив наружу свои широкие, длинные морды. Они напоминали отчасти лягушек, отчасти небольших крокодилов. Немного поодаль торчала из болота огромная голова, чуть ли не больше воловьей. Профессор, забыв о лорде, с жадным вниманием уставился на эту голову.

– Антракозавр, царь каменноугольного периода! – изумленно воскликнул он.

Но его возглас заглушил крик Станислава.

– Уходите скорей отсюда, скорей! – вопил парень.

– Что случилось? – встревожился профессор.

– Я наступил на огромную змею!

– Какую еще змею? – возмутился Браннич. – Здесь не может быть змей. Ты забыл, что мы в каменноугольном лесу!

– Уверяю вас, я отлично ее разглядел: толстая такая, длинная…

– Ты, вероятно, видел долихосому; она действительно похожа на змею.

Лорд тем временем приблизился к геологу и спросил, указывая рукой на животных:

– Это что за звери?

– Это так называемые лабиринтодонты, потомки пресноводных рыб, первые позвоночные животные, которые могли жить и вне воды. Их можно бы назвать наземными рыбами, или рыбоящерами.

– То есть, они те же гады, – сказал Станислав с ужасной гримасой.

– Гады-то гады, но еще не пресмыкающиеся, как ты, наверно, полагаешь, а только их прародители. Между лабиринтодонтами и пресмыкающимися большая разница. Последние, как, например, ящерица или змея, вылупившись из яйца, сразу же дышат легкими и живут на суше; лабиринтодонты же, подобно лягушкам и саламандрам, дышат в личиночном состоянии жабрами и живут в воде. Потому их не без основания считают первыми земноводными, амфибиями, хотя по строению и некоторым другим признакам они ближе к пресмыкающимся.

– Чем объяснить рождение подобных животных? – спросил лорд. – Не перенаселением же океанов, раз в воде недостатка еще не было?

– Конечно, в морях воды было довольно, – ответил профессор Браннич, – но рыбы кроме океанов жили в реках и озерах, где жизнь шла при совершенно других условиях. Пресные воды не могли вместить всех рыб, и наиболее мелкие, слабые их породы принуждены были уступить место более сильным и уйти в незаселенные еще небольшие водоемы и бассейны. Нередко случалось, что водоемы эти высыхали, и тогда миллионы мелких рыб, которые их заселяли, безвозвратно погибали. Выживали только немногие, наиболее выносливые. Они ползали по вскрывшемуся дну, искали углубления и ждали, пока дождь не наполнит водой их жалкое убежище. Подобный порядок вещей длился очень долго. Рыбы эти вели, конечно, мучительный образ жизни, но зато мало-помалу привыкали к воздуху и все легче и дольше выносили убийственное для других пребывание вне родной стихии. От рыб, дышащих жабрами, произошли при таких условиях рыбы двоякодышащие, то есть обладающие наряду с жабрами еще одним или двумя легкими. А из двоякодышащих рыб развились затем земноводные.

– Позвольте мне, профессор, сделать одно практическое замечание, – неожиданно вставил лорд.

– Я слушаю вас. Ваши замечания, как я заметил, всегда проливают свет на самые темные и запутанные вопросы.

– Благодарю за комплимент, – со скромным видом ответил лорд. – Мое замечание будет весьма кратким. Раз мы едим рыб и едим их не без удовольствия, то было бы крайне нелогично считать земноводных несъедобными. Ведь в сущности, это древние старые рыбы, которые вышли на сушу и здесь остались…

– Старые рыбы, – перебил его Станислав, – да еще такие, которые вышли на берег и там застряли?

– Само собой.