Книга Гори, но не сгорай - Брэд Сталберг

«Сам успех может стать причиной серьезного беспокойства о его поддержании в дальнейшем»[54], – пишет американский поэт Дэвид Уайт. И он, безусловно, прав. Исследователи обнаружили, что независимо от области деятельности, те, кому свойственна страсть-одержимость, более склонны к неэтичному поведению и подвержены более высокому риску тревоги, депрессии и эмоционального выгорания. Их взаимоотношения со страстью обычно разрушительны, а удовлетворенность жизнью оставляет желать лучшего. И все же некоторые из них (например, Скиллинг и Холмс) пойдут на многое, чтобы этот цикл продолжался. И не только в корпоративной среде.

Седьмого августа 2007 года бейсболист San Francisco Giants Барри Бондс стоял на «пластине» напротив питчера Washington Nationals Майка Бачика. Барри ждал момента для идеальной подачи, которая должна была войти в историю бейсбола. Этот момент настал, и Бондс мощным взмахом биты отправил мяч в далекий полет. Едва мяч отлетел от биты, Барри понял, что его мечта осуществилась. Он торжествующе воздел руки вверх и широко улыбнулся. Сделав 756-й хоум-ран в матче против Washington Nationals, Бондс побил рекорд всех времен, ранее установленный всеобщим любимцем Хэнком Аароном. Да, был повод для радости, но еще больше было вопросов…

Дело в том, что четырьмя годами ранее Бондс оказался в самом центре одного из крупнейших в истории спорта допинговых скандалов, связанного с лабораторией BALCO. В ходе рейда в лабораторию, расположенную в ближайшем пригороде Сан-Франциско, агенты ФБР выявили сложную систему употребления допинга, которая охватывала сразу несколько профессиональных видов спорта. Тогда в результате одного-единственного рейда федералов была уничтожена репутация самого быстрого человека в мире, рекордсмена в беге на 100 метров Тима Монтгомери, и восходящей «звезды» хоум-ранов – Барри Бондса. А теперь перенесемся обратно в 2007 год: Бондс побил рекорд Аарона на фоне неоспоримых доказательств допингового мошенничества в прошлом[55].

После конфуза с Бондсом бейсболу требовался спаситель – кто-то, кто спас бы репутацию спорта и по праву забрал у Бондса то, что он, по сути, украл у Аарона. Идеальным кандидатом на выполнение такой задачи казался шорт-стоп (игрок на поле между второй и третьей базами), который вступил в Лигу в восемнадцать, а к двадцати годам стал настоящей звездой бейсбола; этот спортсмен к 31 году сделал 518 хоум-ранов и весьма уверенно шел к тому, чтобы побить сомнительный рекорд Бондса. Парня обожали все. Спортивные СМИ, комментаторы, фанаты и даже другие бейсболисты утешали себя, приговаривая: «Ничего-ничего, рекорд Бондса долго не продержится. Эй-Род его скоро побьет». Эй-Род, конечно, было прозвище, так они называли Алекса Родригеса. И что вы думаете? В 2009 году, когда до рекорда по хоум-ранам спортсмену оставалось всего ничего, всплыли неоспоримые доказательства, заставившие Родригеса признаться, что он тоже сидит на стероидах.

Впрочем, то, что у Главной лиги бейсбола есть проблемы с допингом, неудивительно. Исследователи из Университета Ватерлоо обнаружили, что спортсмены, которым свойственна страсть-одержимость, с большей вероятностью будут принимать допинг или другие запрещенные вещества для повышения работоспособности, в том числе стероиды[56]. Когда в рамках одного такого исследования спортсменов-олимпийцев спросили, стали бы они принимать препарат, который гарантировал бы им золотую медаль, но убил бы их через пять лет, половина из них ответила утвердительно[57].

Как же могли спортсмены, достигшие величайших вершин в своем виде спорта и уже зарабатывающие миллионы, рисковать здоровьем, славой и состоянием ради ничтожного улучшения показателей? Ведь огромный риск, на который они идут по сравнению с полученными преимуществами, кажется абсурдным. И все же спортсмены – как, впрочем, и Холмс, Скиллинг и многие другие профессионалы из самых разных областей деятельности, – год за годом делают это. Они становятся настолько одержимы, настолько нацелены и привязаны к результату, что ничто иное для них не имеет значения. И происходит это не потому, что их страсть угасает. Просто теперь они испытывают ее не к бейсболу, энергетике, управлению компанией или научным открытиям, а к показателям, удаче, славе и победе. После ухода из большого спорта Алекса Родригеса как-то попросили дать три совета насчет карьеры. Знаете, каким был первый? «Найди свою страсть»[58].

Сейчас вам, должно быть, уже ясно, что темная, плохая страсть поднимает свою уродливую голову, когда мы печемся не о любимом деле, а об успехе и внешнем подтверждении наших заслуг, которые она приносит. Когда мы привязаны к результатам, нам трудно отделить от них свое «я». Однако это не единственный путь превращения страсти в страдание, это происходит и тогда, когда ее парализует страх. В частности, страх перед неудачей.

Резюме

• Остерегайтесь превращения страсти в одержимость, которое происходит, когда вас начинает интересовать и доставлять наслаждение не само дело, а приносимое им вознаграждение.

• Когда вас охватывает страсть-одержимость, ваше чувство собственного «я» сливается с результатами деятельности.

• Успеха никогда не бывает достаточно. Если вы стремитесь к внешнему вознаграждению, вам всегда будет хотеться большего: больше денег, больше славы, больше последователей. Ученые-бихевиористы называют этот цикл бесконечного желания гедонистической адаптацией. А задолго до них Будда назвал его страданием.

• Когда люди, охваченные страстью-одержимостью, терпят неудачу, сталкиваются с проблемами или просто перестают достигать прогресса в обожаемом деле, они часто испытывают опустошение и разочарование. Исследователи четко связывают одержимость с такими негативными явлениями, как беспокойство, депрессия, эмоциональное выгорание и неэтичное поведение.

Страсть, порождаемая страхом

Чтобы понять, какую власть над нами имеет страх, весьма поучительно еще раз вернуться в далекое прошлое. В африканской саванне в те времена, когда наш биологический вид вызревал от Homo erectus до Homo sapiens, страх, особенно перед неудачей, был критически важным конкурентным преимуществом. Каждый раз, отправляясь на охоту, древние люди не только получали шанс добыть мясо для пропитания, но и рисковали быть покалеченными хищниками или другими агрессивными животными. Неумение избегать опасности нередко означало смерть. В результате эволюции мы научились избегать неудач с такой же внутренне «запрограммированной» интенсивностью, с какой жаждем погони.