Книга Лесной бродяга - Габриэль Ферри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти подробности не ускользнули от наметанного глаза Кучильо, принадлежавшего к людям, которым немые следы позволяют делать обычно безошибочные выводы.
— Несомненно, путешественник должен находиться неподалеку!
И Кучильо сделал еще глоток воды.
Действительно, через несколько минут путники нашли человека, неподвижно лежавшего на краю дороги. Можно было подумать, что он хотел укрыться от взоров прохожих, так как его лицо было прикрыто соломенным сомбреро.
Невзрачный костюм указывал на бедность его владельца. Кроме изношенной шляпы, сквозившей во многих местах, на нем была индейская жилетка, вылинявшая от солнца, и старые нанковые панталоны с филигранными пуговицами.
— Бенито, — обратился испанец к одному из своих слуг, — сдвиньте шляпу с этого человека, может быть, он спит!
Слуга исполнил приказание господина: концом копья он сдвинул шляпу, не слезая с лошади, но лежавший человек оставался недвижим. Лицо его не удалось разглядеть: в тропиках ночь всегда надвигается стремительно.
Дон Эстебан обратился к Кучильо:
— Хотя это и не ваша специальность, но если вы хотите совершить доброе дело, постараясь вернуть к жизни этого бедняка, вы получите пол-унции золота, если спасете его!
— Каспита![22]Сеньор Эстебан, вы совсем не знаете меня. Я добрейший из людей, когда дело касается моей выгоды! — И бандит рассмеялся. — Не беспокойтесь! Я буду в отчаянии, если мне не удастся привезти вам молодца на ночевку в Позо!
С этими словами Кучильо спешился и похлопал свою лошадь по шее.
— Тихо, Тортильо! — проговорил он. — Жди меня и стой смирно!
Лошадь, взрывая копытом землю и грызя узду, повиновалась своему хозяину.
— Может, оставить с вами одного из наших людей? — спросил сенатор.
Но в расчеты Кучильо вовсе не входило присутствие помощника, которому могла перепасть часть обещанной награды. Кавалькада двинулась дальше, а он подошел к лежащему человеку и низко склонился над ним, чтобы удостовериться, можно ли еще спасти его. Разглядев лицо умирающего, бандит вздрогнул и пробормотал:
— Тибурсио Арельяно!
Действительно, перед ним лежал приемный сын убитого гамбузино, или, вернее, Фабиан де Медиана.
«Если он даже жив, то кажется мертвецом!» — проговорил про себя бандит, испуганный смертельной бледностью, покрывавшей лицо молодого человека.
В его уме промелькнула ужасная мысль. Тот, который мог знать тайну, доставшуюся ему ценою преступления, оказался теперь в его руках, один, беспомощный, в безлюдной пустыне. Кучильо оставалось только прикончить его, если тот еще не умер, и сказать потом, что он не успел спасти молодого человека. Кто сможет доказать противное?
В негодяе заговорили все его кровожадные инстинкты. Он уже вытащил свой нож и машинально приложил руку к сердцу Тибурсио. Слабое биение показывало, что тот еще жив.
Бандит занес было руку, но остановился.
«Точно так же, — подумал он, — я убил того, кого этот молодой человек называл своим отцом. Я придушил его в ту минуту, когда он спокойно спал подле меня. Я до сих пор вижу его, как живого, слабо сопротивляющегося мне, ощущаю на своих плечах тяжесть его тела, когда я бросал его в реку».
И бандит среди ночного безмолвия пустыни с ужасом вглядывался в темноту. Воспоминание об убийстве Арельяно, пожалуй, и спасло жизнь Тибурсио. Кучильо в мрачной задумчивости присел перед молодым человеком, лежащим все так же неподвижно, и его рука машинально вложила нож в ножны.
Потом вдруг в глубине души бандита заговорил голос, заглушивший его совесть: это его личная выгода. Зная выдающиеся способности Тибурсио, Кучильо отложил свое зверское намерение, решив ограничиться пока тем, что не упускать его из виду, и решил доставить молодого человека дону Эстебану как опытного следопыта.
«Что ж, — подумал он, — если мои интересы потребуют, чтобы я впоследствии лишил его жизни, которая в данный момент может мне пригодиться и которую я теперь дарю ему, то… черт побери!.. мы с ним окажется квиты».
Как видно, Кучильо не напрасно хвастался чувствительностью своей души; благодаря последнему аргументу он решился спасти того, чья жизнь была у него куплена.
«Как я хорошо сделал, что сохранил воду в мехе!» — подумал бандит.
Он приоткрыл рот умирающего и осторожно влил в него несколько капель. Эта помощь оживила Тибурсио, несчастный открыл глаза, но тотчас же опять закрыл их.
«Значит, ему нужно дать еще», — рассудил сострадательный Кучильо и повторил два раза ту же операцию, все увеличивая дозу.
Тибурсио вздохнул.
Кучильо наклонился над молодым человеком, приходившим мало-помалу в себя, и смотрел на него, глубоко задумавшись.
Наконец, через каких-нибудь полчаса, тот совсем ожил и даже смог ответить на вопросы своего спасителя.
Тибурсио был очень молод, но одинокая жизнь развила его преждевременно. Он с большой сдержанностью рассказал о смерти усыновившей его матери.
— Ее агония длилась целые сутки, в течение которых я ни на минуту не отходил от нее, — добавил он, — и я совершенно забыл о своей лошади. Я запер хижину с тем, чтобы больше не возвращаться в нее, и отправился в дорогу, уже чувствуя первые приступы лихорадки, а бедное животное так и не успело напиться. А потому оно не вынесло жажды и пало на другой день; увлекая меня в своем падении, оно раздавило и мех, привязанный у седла. Измученный несколькими бессонными ночами, я также упал и даже не имел силы отползти подальше от дороги, чтобы умереть спокойно и не на глазах у проезжих.
— Я понимаю вас, — прервал его Кучильо, — но меня удивляет, как это можно сожалеть о родителях, не оставивших никакого наследства!
Тибурсио мог ему на это ответить, что его мать на смертном одре завещала ему нечто великое и ужасное, это месть неизвестному убийце Арельяно и секрет Вальдорадо. Но последнее ему было доверено с условием, что он всю жизнь будет искать этого убийцу.
Вот почему Тибурсио не ответил на бесстыдную реплику Кучильо.
(Эта осторожность сослужила ему в данном случае великую службу. Выходило, что вместе с Кучильо и доном Эстебаном еще и Тибурсио знал о местонахождении Вальдорадо. )
— Итак, — сказал Кучильо, — кроме бамбуковой хижины, которую вы покинули, околевшей под вами лошади и платья, надетого на вас, Арельяно со своей вдовой ничего больше не оставили вам?
— Ничего, кроме доброй памяти об их благодеяниях и глубокого уважения к их имени!
— Бедный Арельяно! Его смерть меня очень огорчила, — необдуманно вымолвил Кучильо, намереваясь лицемерно высказать свое участие юноше.
— Так вы знали его? — воскликнул Тибурсио. — Однако он никогда не упоминал о вас!