Книга Лесной бродяга - Габриэль Ферри

Бенито возразил, что Позо им вовсе не по пути, однако когда Кучильо сослался на распоряжение дона Эстебана, решившего завернуть на гасиенду Дель-Венадо и провести на ней денек-другой, старый слуга поспешил исполнить приказание.

Дон Антонио де Пена — владелец самой богатой гасиенды между Ариспой и северной границей Мексики, славился в крае своим гостеприимством, а потому все с удовольствием согласились удлинить путь, чтобы отдохнуть несколько дней в благоустроенном помещении.

Исполнив с помощью других слуг приказания Кучильо, Бенито поскакал к лесу, на опушке которого была привязана кобыла с колокольчиком. Вокруг нее сгрудились запасные лошади.

Вид всадника, скачущего с лассо в руке, переполошил полудиких животных. Когда петля завертелась в воздухе, табун разбежался в разные стороны, но вскоре два мустанга оказались пойманными. Они слишком хорошо знали силу лассо, чтобы противиться, и с опущенной головой покорно побрели за слугой, тогда как остальные пять сгруппировались вокруг колокольчика предводительницы.

Когда пойманные лошади были оседланы и взнузданы, слуга отвязал кобылу и поставил ее впереди обеспокоенного табуна, вскоре окутавшегося густым облаком пыли.

Сенатор показался у двери своей хижины, где он прекрасно выспался и закусил. Хотя воздух был еще душен, все же теперь дышалось несравненно легче.

— Карамба! — воскликнул сенатор. — Да ведь это просто огонь, а не воздух, совсем нечем дышать! Не будь в этой норе столько скорпионов и змей, я бы с удовольствием остался здесь до ночи, чем опять тащиться по такому пеклу!

Излив свое негодование, сенатор грузно взобрался на лошадь и вместе с доном Эстебаном стал во главе отряда. За ними следовали Кучильо и Бараха, слуги и мулы замыкали шествие.

Пока кавалькада ехала лесом, температура казалась сносной, но при выезде в прерию сделалась опять невыносимой.

Ничто не производит такого унылого впечатления, как голые и безлесые пространства почвы, на которых любая растительность погибает из-за недостатка влаги. Изредка попадались длинные жерди, означавшие колодцы, но висящие кожаные ведра, растрескавшиеся от зноя, красноречиво свидетельствовали о том, что они высохли.

Горе тому, кто заблудился среди этих пустынных равнин! Если у него не будет с собой меха с водой, он, несомненно, погибнет от жажды между излучающим зной небом и раскаленной землей, равно безжалостными к неосмотрительному путешественнику.

— Так, значит, правда, — спросил сенатор дона Эстебана, вытирая пот с лица, — что вы уже бывали в этих краях?

— Еще бы! — ответил де Аречиза, улыбаясь. — Потому-то мне и захотелось еще раз побывать здесь. Но при каких обстоятельствах я приехал сюда и какова цель моего возвращения, — пока тайна, которую вы узнаете позже; это секрет такого рода, что у знавшего его, наверняка закружится голова, если он нравственно недостаточно силен. Чувствуете ли вы в себе такую силу, сеньор сенатор? — спросил испанец, посмотрев прямо в глаза своему спутнику спокойным взглядом, выражавшим силу и отвагу.

Сенатор невольно вздрогнул. Оба всадника проехали несколько минут молча. От испанца не ускользнуло смущение сенатора, тем не менее он продолжал:

— Но до тех пор, пока я вам все открою, решитесь ли вы следовать моим советам, согласитесь ли поправить ваше состояние выгодной женитьбой, которую я берусь устроить?

— Конечно, согласен! — отвечал мексиканец. — Хотя я не могу понять, какая вам от этого польза?

— Это мое дело и в то же время пока мой секрет. Я не из тех людей, которые продают шкуру еще не убитого медведя. Тогда только, когда я буду в состоянии сказать вам: «Дон Висенто Трогадурос-и-Деспильфаро, предоставляю вам приданое в сто тысяч пиастров», я продиктую вам свои условия, и вы подпишетесь!

— Я не говорю «нет»! — воскликнул сенатор. — Но, признаюсь, напрасно мысленно ищу такую наследницу, какую вы надеетесь найти для меня.

— Вы знакомы с дочерью владельца гасиенды Дель-Венадо?

— О! — воскликнул сенатор. — За этой невестой, говорят, целый миллион приданого, но было бы безумием рассчитывать на нее…

— Э! — возразил дон Эстебан. — Если эту крепость хорошенько осадить, то она сдастся, как и всякая другая!

— Говорят, дочь дона Августина хороша собой?

— Очаровательна!

— Вы знаете ее?

Сенатор взглянул на испанца удивленными глазами.

— Может, именно гасиенда Дель-Венадо и служила целью ваших периодических и таинственных путешествий, о которых столько говорят в Ариспе?

— Совершенно верно!

— А, теперь я понимаю! — лукаво усмехнулся сенатор. — Красота дочери влекла вас к ее отцу!

— На этот раз ошибаетесь; отец является для меня всего лишь денежным мешком, из которого я пополняю свои запасы, когда истощаются мои квадрупли.

— И теперь, вероятно, тот же мотив заставил нас отклониться от прямого пути в Тубак?

— Отчасти, но у меня имеется еще другая цель, о которой вы узнаете чуть позже.

— Вы с ног до головы представляете для меня тайну, но я слепо вверяюсь вашей звезде.

— И мудро поступаете; вероятно, лишь от вас самого зависит, засияет ли вновь ваша временно померкшая звезда!

Солнце заходило; путешественникам оставалось проехать всего две мили до Позо, когда они прошли пустынные равнины.

Среди сменивших известняк песков им стали попадаться каменные деревья; начинало понемногу темнеть, и предметы различались с трудом.

Неожиданно лошадь дона Эстебана остановилась, насторожив уши, будто испугалась чего-то. Лошадь сенатора последовала ее примеру; но ни испанец, ни сенатор ничего не видели.

— Должно быть, труп какого-нибудь мула! — предположил мексиканец.

Всадники пришпорили лошадей и заставили их идти вперед, несмотря на сопротивление. Вскоре они увидели распростертую на земле лошадь. Подобное зрелище весьма обычное явление в таком безводном крае, и путешественники не обратили бы особенного внимания на падшую лошадь, если бы она не была оседлана и взнуздана. Это обстоятельство свидетельствовало о том, что произошло нечто необыкновенное.

Кучильо нагнал двух путешественников, остановившихся перед околевшим животным.

— А! — проговорил он, осматривая ее внимательно. — Бедняга, ехавший на ней, вдвойне пострадал: потеряв лошадь, он в то же время лишился и воды.

Действительно, лошадь пала, по-видимому, так внезапно от жары и жажды, что ее всадник не успел поддержать ее, и в своем падении или предсмертных судорогах она раздавила привязанный у луки седла мех, вода до последней капли вытекла из него.

— Может, найдем и всадника в таком положении, как его лошадь, — добавил Кучильо. — Мне почему-то снова захотелось пить, — продолжал он и глотнул воды из своего меха.

Следы мужских сапог на песке показывали, что всадник продолжал путь пешком, но что силы его слабели: между каждым шагом было неравное расстояние, значит, он держался на ногах нетвердо.