Книга Дзен московского олигарха - Евгения Кретова

Двое пересекли лужайку перед домом, подошли к Фадееву. Тот отдал несколько распоряжений, после чего один охранник направился в дом, а второй – к флигелю Варвары.

Громкий хлопок вдалеке. И следом – оранжево-желтая вспышка осветила кроны сосен, полыхнула искрами в темно-синем небе.

Варвара вжала голову в плечи, краем глаза заметив, как Фадеев рванул к джипу. Мать вскрикнула, по-птичьи неловко взмахнула руками.

– Гриша! – отчего-то вырвалось у нее.

На короткое мгновение, уже хватая падающую мать под локти, Варвара встретилась взглядом с Глебом. Мгновение, сотая доля секунды прежде, чем захлопнулась дверца джипа, и автомобиль рванул по гравийной дорожке к выезду. Короткая, как выстрел, команда во взгляде – сидеть и не высовываться. Команда, которую и в голову не приходило ослушаться.

Потому что сейчас – шутки в сторону. И это «шутки в сторону» слышалось в обрывках фраз из раций охранников, ощетинившегося вооружением патруля, материализовавшегося вокруг дома, в шорохе гравия под черным джипом.

– Гриша, – стонала Ольга Петровна.

Влажной и холодной рукой цеплялась она за локоть дочери, оставляя алые царапины на белой коже, медленно заваливалась на бок. Девушка подхватила ее под локти, заорала:

– Помогите! – только тут сообразив, что сейчас сюда влетит бригада телохранителей и ни одного человека с нашатырем. Тихо чертыхнулась, вспоминая, где у матери аптечка.

В комнату ворвался тот самый охранник, которого отправил во флигель Фадеев пару минут назад. Прибежал на ее крик.

– Кто кричал?

Варвара покосилась на его руку, замершую на кобуре, поджала губы:

– Маме плохо! В ее комнате, синяя сумка с молнией в тумбе под трюмо. Там лекарства! – она махала руками, будто пытаясь завести телохранителя как механическую игрушку. Усадила мать на плетеное кресло, схватила вазу с цветами, отшвырнув букет в сторону, глотнула воды и обильно прыснула той в лицо. Женщина жалобно заскулила, взмахнула руками, будто отбиваясь от пчелиного роя.

– Тихо, тихо, – шептала Варвара, пытаясь поймать ее руки до того, как мать себя исцарапает. Прибежала девушка из служащих в доме, Ирина, кажется, и принесла сумку с лекарствами вместе с белым чемоданчиком с красным лакированным крестом на боку.

Деловито сообщила, что уже вызвала врача для Ольги Петровны.

Варвара схватила материнскую сумочку с лекарствами, решительно перевернула ее и вывалила все содержимое на стол. Рассыпались серебристые пластинки, бутылочки и пакетики. Девушка разворошила их, схватила пузырек темного стекла, с трудом откупорила и плеснула едкую жидкость на ватный диск. Помазала виски, запястья матери, осторожно повертела у лица. Когда женщина немного пришла в себя, сунула ей сердечное под язык.

– Мам, ты чего? – присела на корточки, сжала холодные пальцы. – Ты чего всполошилась-то?

Мать покачала головой, прошептала, с трудом выдавливая слова:

– С Гришей… С Гришей что-то случилось.

– Ну, с чего ты взяла? Мало ли что там бабахнуло! – неубедительно отмахнулась Варвара.

Она старалась говорить безмятежно, хотя перед глазами стоял, пронизывая насквозь, потемневший взгляд Фадеева, когда тот садился в машину. Мать тяжело поднялась.

– Надо позвонить Глебу.

– Сиди! – дочь метнулась к столику, отодвинув в сторону замершую столбом Ирину и охранника. Схватила оставленный Фадеевым сотовый, нашла в списке контактов его номер.

– Да! – он отозвался после первого сигнала.

– Мама…

– Что с ней?

Варвара почувствовала его напряжение, между лопаток стало жарко, будто после пробежки.

– Ничего. Она волнуется, что с Григорием Григорьевичем… – девушка активировала громкую связь, чтобы мать могла сама услышать, что с женихом все в порядке.

Глеб не дал договорить, бросил отрывисто:

– Нормально… Ранен. Скорую вызвали.

Мать ахнула и повалилась на пол, будто подстреленная. Охранник и Ирина едва успели ее подхватить. А Варвара так и стояла посреди комнаты с отставленной рукой, в которой тяжелел подаренный Фадеевым аппарат, и с удивлением наблюдала, как гаснет экран.

Глава 7. Покушение

Шел второй час ночи.

Приемный покой пустовал. Сонная дежурная сестра неторопливо заполняла журналы, поглядывала на беспокойное семейство в коридоре, на белой кушетке, вздыхала немолодая интеллигентная блондинка, ждала хирурга из операционной. Около нее суетилась и нервничала молодая девушка неформального вида – порванные на коленях джинсы, черная боксерка выглядывала из-под черной рубашки, затянутой узлом на талии. Длинные, ниже поясницы, волосы, перехвачены как обручем черной банданой с пауками и черепами.

Вот от девицы-то и было больше всего шума.

– Ну, почему так долго-то? – шипела она. Слова рассыпались по пустынному коридору, отскакивали от белых стен, катились по мокрому кафельному полу. – Сказали же, что пустяковая операция…

Вскочила, прошлась по коридору, шелестя полиэтиленовыми бахилами, заглянула в кабинет:

– Как можно связаться с операционной?

– Девушка, я же сказала, доктор спуститься, – медсестра покачала головой. – Закройте дверь, пожалуйста.

Девушка шумно втянула пропахший хлоркой воздух, закрыла дверь.

– Дочь, не суетись, – попросила мать. – Я тебе говорила – оставайся дома.

Действительно, говорила. И Фадеев рекомендовал. Прямо так и сказал по телефону:

– Варвара, я рекомендую вам остаться дома.

Она только фыркнула и забралась в машину. И хорошо, что поехала. В итоге оказалось, что пока они добирались до места, скорая уже приехала и забрала Толмачева. И пришлось ехать в город. И мать ревела в голос, что не успела повидаться с ним и обнять. И вообще она должна была с ним ехать. И еще сто всевозможных «должна». В итоге накрутила себя до того состояния, когда уже сама плохо соображала. Варвара достала успокаивающее из сумочки, сунул матери под язык. Обновила ватку с нашатырным спиртом.

В больницу пустили только мать – как невесту пострадавшего. Варвара пробилась с боем.

– Я дочь! – соврала, не моргнув глазом.

И устроилась рядом с матерью – Толмачева уже забрали на операцию. «Состояние средней степени тяжести, множественные повреждения, ожоги», – это все, что удалось узнать в приемном покое.

Час тянулся за часом, минуты плелись вязанным полотном, вымораживая натянутые нервы. Варвара с тревогой поглядывала на притихшую мать. Это Фадеев мог с удивлением смотреть. А она, Варвара, знала, что это для матери значит, вот так сидеть, прислонившись к холодной стене. Она помнила точно такую же ночь, точно такой же больничный коридор. Ночь, когда не стало отца. И этот взгляд, который она бросает в конец коридора при каждом шорохе и скрипе лифта, это тоже знакомо.